Мизантроп

               — Ты можешь гарантировать, что нанороботы нас не сожрут?

               — Нет, конечно.

               — Считаешь, что такое развитие событий возможно?

               — Я бы сказал, оно маловероятно. Но если люди будут специально этого добиваться, то шансы появятся. Кто-то играет в шашки, кто-то в поддавки. А кто-то в «Чапаева».

               — Ты меня не порадовал, Уилов, — сказал Куропатов грустно. — Хороший ты человек, но нет от тебя радости. Почему ты оставил врагам шанс? Испортил настроение. Теперь я знаю, что Конец света возможен. Но я не хочу умирать молодым. Доедаем пищу и по домам. Буду грустить в одиночестве.

               — Да ладно! Будущее наступит, хотим мы этого или нет, — попытался я оправдаться. — Другое дело, что оно нам не понравится. Тут ничего не поделаешь. Наши мечты будут развенчаны. Надежды — отвергнуты. Замыслы — провалены. Книги, которые мы собирали, — отправятся на помойку. Все самое важное для нас, вдруг окажется несущественным. И, — пойми правильно, — я считаю, что это хорошо, потому что только это дает шанс человечеству выжить. Не надо грустить в одиночестве, давай грустить вместе. Так веселее!

               — Согласен, вместе веселее, это правда, — сказал Куропатов. — А ты почему молчишь, Лида?

               — Мне нравится слушать вашу трепотню, обязательно вставлю что-нибудь такое в свой следующий текст. Если ты не против, Куропатов?

               И в этот момент в зале начался страшный переполох: надрывно зазвенела посуда, раздался скрежет неудачно отодвигаемого кресла, как будто из-за стола попытался подняться очень пьяный или крайне неумелый человек, в первый раз оказавшийся в таком престижном ресторане. Я обернулся и, к ужасу своему, обнаружил, что к нашему столику приближается незнакомец, которого я принял за человека Карачуна.

               Первое, что пришло мне в голову: сейчас я, наконец, смогу защитить Лиду, как это и полагается настоящему мужчине. Долго я не продержусь, но несколько ударов выдержу. И ударю сам. Если повезет.

               Обошлось. Незнакомец остановился в метре от столика и представился:

               — Майор Котов, уголовный розыск, веду следствие по делу об убийстве Прохора Савина, — он предъявил удостоверение в раскрытом виде, фамилия Котов там действительно значилась. — Не хотел беспокоить, но вы собираетесь уходить. Разрешите задать вам несколько вопросов, господин Уилов?

               Мне стало страшно. Но, с другой стороны, я не убивал Прохора. И не считаю себя виновным в его смерти. Если Карачун написал на меня донос, я напишу свой. Мне все равно придется отрицать свою причастность к смерти товарища. У меня нет мотива и криминального прошлого. Судьям придется с этим считаться. Как мне кажется, засадить невиновного человека непросто.

               — Что вас интересует? — спросил я.

               — Если можно, я бы хотел поговорить с вами без свидетелей.

               — Почему вы не вызвали меня в полицию?

               Майор Котов промолчал.

               — Мы подождем тебя на улице, — сказала Лида.

               Как только они вышли из зала, Котов ответил мне. Ему удалось меня удивить.

               — Мне запрещено допрашивать вас, Уилов.

               — Почему? — удивился я.

               — Не знаю.

               — Как вы узнали о моем существовании?

               — Во время обыска на квартире Прохора Савина была обнаружена папка с материалами, касающимися лично вас. Насколько я понял, Савин постоянно следил за вами. Запротоколированы все ваши перемещения за последнюю неделю, подшиты расшифровки разговоров. Еще в папке оказались характеристики и подробный психологический портрет. Многие люди довольно откровенно высказались о ваших привычках и особенностях характера. Очень странно. Не правда ли?

               — Да. Вы меня удивили. Ни о чем подобном я не знал.

               — Как вы думаете, зачем Савину понадобилось следить за вами?

               — Даже представить себе не могу.

               — Это вы убили гражданина Савина?

               — Нет.

               — У вас есть алиби?

               — Я редко выхожу из дома.

               — Ничего не хотите мне сообщить?

               — Нет.

               — Ну и ладно. Я вам верю.

               Если бы майор Котов задал напрашивающийся вопрос: знаю ли я, кто убил Прохора? Я бы ответил утвердительно. Но он не спросил.

               — Это все, что вы хотели знать?

               — Да. Отдыхайте.

               Лида и Куропатов ждали меня у машины.

               — Он — враг? — спросила Лида.

               — Честно говоря, я не понял. Странный человек.

* * *

               Дома я попытался разобраться в новых впечатлениях, так внезапно обрушившихся на меня. Ограниченность восприятия, — есть такой грех, но я никогда этого и не отрицал, — не казалась мне существенным недостатком. Разве есть на свете люди, которым доступны все без исключения проявления человеческого бытия? Наоборот, я привык считать, что отстраненность и мизантропия — обязательные качества исследователя, занимающегося  будущим, так как только они позволяют находиться над схваткой и рассматривать эволюцию человечества как бы со стороны, оставляя без внимания мешающие ученому устойчивые представления.

               О, эти несчастные представления! Сколько блестящих умов не смогли достичь чего-то существенного только потому, что представления для них оказывались важнее очевидных фактов. Как раньше говорили: «Наша догма всесильна, потому что верна».

               — Ну, что скажешь? — спросила Лида.

               — А я должен?

               — Нет. Но мне было бы интересно послушать тебя.

               — Интересный опыт, но для понимания будущего это приключение ничего не дало.

               — Неужели?