Мisol

– Наталья Николаевна, так говорить нельзя.

Я сжала ее руку и постаралась максимально успокоить ее.

– У вас даже диагноза точного нет. Выживаемость при нынешней медицине составляет больше пятидесяти процентов. Возьмите себя в руки.

Женщина всхлипнула и, вытерев, наконец, слезы срывающимся голосом сказала:

– Простите меня, доктор. Просто никогда не болел.

Рыдания душили ее изнутри и, заикаясь, она добавила:

– Он же у меня один единственный!

– Вот именно поэтому боритесь за его жизнь!

Я обняла ее и настойчиво продолжила:

– Вам столько нужно сделать! Поймите, многие лекарства придется покупать. А еще пересадка костного мозга. Это можно сделать только за границей. Вам нужно будет обратиться в Минздрав, в благотворительные фонды. Столько работы!

Женщина освободилась от объятий и, шмыгнув носом, прошептала:

– Спасибо вам.

– Рано еще благодарить.

Я сжала ее руку и тихо возразила:

– Вот поставим окончательный диагноз, добьемся ремиссии – тогда можно будет.

***

Боже, наконец – то, я дома… Третьи сутки подряд в отделении – это ужасно выматывает.

Я подошла к электрическому чайнику и, набрав воду, поставила кипятиться. Захотелось покурить – достала пачку сигарет из сумки и пошла к окну. Приоткрыла немного форточку: на улице было холодно, на балкон выходить не хотелось. Я усмехнулась, чувствуя нарастающий внутри сарказм. Хоть спустя трое суток покурить нормально, елки – палки! На работе я не могла из – за родителей пациентов. Они видели во мне в первую очередь врача, занимающегося спасением жизни их детей, и я не позволяла себе быть обычным человеком со своими проблемами. Но приходя домой, я имела полное право сбросить эту маску и стать собой – одинокой женщиной, безмерно уставшей от такой жизни. Но, к сожалению, другой не знающей.

Глубоко затянувшись, я выдохнула облако дыма и посмотрела в окно: туман, на улице, никого нет. Все сидят по домам, греясь на диванах, смотря телевизор в кругу своей семьи. Везунчики.

И почему меня занесло именно в медицину?

Чайник вскипел. Сбросив пепел, я сделала еще пару затяжек и потушила окурок в пепельницу. Подойдя к столу, налила себе чаю и достала печенье, завалявшееся в шкафу еще с той недели.

Может, потому что это всегда казалось мне благородным – помогать людям, спасать жизни, чувствовать свою «нужность». Я – неисправимый романтик. По крайней мере, была. Даже стыдно иногда становится, куда все это делось?

Сделав глоток обжигающего чая, я почувствовала, как он продвигается по телу, прокладывая свой путь к месту назначения.

Да потому что, когда была совсем юной, все казалось банально простым! Еще Хауса насмотрелась в придачу. Хотела стать такой же. Я горько усмехнулась своим мыслям: гением, щелкающим непонятные случаи, как орехи. Увы! Не суждено.

Конечно, если бы у нас все было так, как за границей, возможно, я не сидела бы в этой убогой квартире и не пила чай с дешевым печеньем. А моим пациентам не приходилось бы спать в коридоре, потому что в отделении отсутствуют свободные койки.

Единственное, что я поняла – жизнь не всегда бывает справедлива.

Тяжело вздохнув, я выкинула эти мысли из головы, и быстренько допив чай, помыла кружку и выбросила пакетик печенья в мусорное ведро. Оно уже засохло практически.

Выйдя из кухни, направилась в сторону единственной комнаты, являвшейся спальней и гостиной одновременно. Нужно было поспать, чтоб хоть как – то прийти в себя. Я хотела, чтоб лицо выглядело свежим и отдохнувшим, не смотря на бессонные дежурства. Ведь что бы ни было у тебя на душе, и какие проблемы не грызли несчастный ум, «лицо» должно быть всегда. Особенно в моей профессии.

***

– Марьям, у тебя на этой неделе студенты.

Черт! Совсем о них забыла.

– Да, Алевтина Владимировна, я поняла. Не могли бы вы распечатать план занятий?

– Хорошо. Завтра придешь, заберешь. Это пятый курс. Делай упор больше на теорию, чем практику. Но не забывай водить их в отделение и показывать больных.

– Я поняла. Спасибо.

Выйдя из аудитории кафедры госпитальной педиатрии, я выпустила, наконец, пар. Алевтина Владимировна была замечательной женщиной, но начальник из нее был не просто очень строгий! Она не оставляла никакого пространства для тех, кто хотел бы хоть немного отклониться от заданного ею курса! Почувствовав неистовое желание вытащить сигареты из сумки, я еле сдержалась, чтобы не закурить прямо в коридоре. Сделав глубокий выдох, постаралась взять себя в руки. Учитывая ситуацию, сложившуюся в стране, приходилось мириться со всем этим.

Но, честно говоря, мне нравилось работа со студентами. Глядя на них, я, невольно, вспоминала свою юность и испытывала огромную радость, видя их «профессиональную невинность». Еще не побитые жизнью лица, без тени разочарования, горящие энтузиазмом глаза. Сама была такой, когда – то. Очень давно. В другой – лучшей жизни.

Что ж, придется мне немного освежить память и подготовиться к занятиям. Практика это одно, а вести занятия у студентов это другое.