Мир в подарок

Скороговоркой добавила: — Если уважаемый староста позволит сыну взять в жены женщину рода илла, да еще и…

— Двум сыновьям — двух илла, — кивнул Тамил. На него с удивлением обернулись все мои бывшие рабы. — Вы же не видели мою Иртэ. И потом, я знаю, как все будет. Он отменно пошумит для порядка, это как водится. Не он ведь невесту выбрал, даже совета мудрого, отеческого, не дал. Но сам обрадуется: па вконец отчаялся нас женами обеспечить, практически сбывал деток во все избы без разбору, да не в нашем только селе, по округе уже прошел, за девок из «Золотого рога», и то сватал. Приспособились и мы. Если сговаривает для брата — я оглоблей сватов стращаю, если мне девку подбирает — значит, наоборот, меньшой. Знамо дело, к вечеру вся улица подтягивается посмотреть, как па гоняет нас двоих. Потом Дари зовут или ждут, когда Иртэ отлупит без разбору троих рыжих полотенцем. Говорят, три медведя-одинца рычат из берлоги, а только все одной девки чернявой боятся.

— Бабы его умаслят, — беззаботно поддержал тему младший, обнимая, наконец, невесту за плечи и подтягивая за ухо «клеща». — Ну живо, все марш под одеяла! К обеду надо у переправы быть, а вы зеваете. Сперва-то он нас чуть не убивать станет, это еще перетерпеть надо, не все ж тут привычные.

Улеглись быстро. Мите заснула мгновенно, ее мама чуть позже. Братья проверили коней и тоже рухнули. Я вслушалась. Чутье успокоенно отметило, что и араг засыпает. Значит, полегчало ему, бедняге. Я виновато припомнила свою напрасную обиду, поворочалась, устраиваясь на теплой шкуре. Прикрыла глаза, медленно всплывая из яви в свой мир, где не бродила уже давно и по которому соскучилась, как по родному дому за долгое пребывание на неласковой холодной чужбине. Стало сразу легко и радостно, уже проступили берега озера, качнули приветственно тонкими серебряными струями ветвей плакучие ивы, зазвенел ветерок в сухих стеблях далекого ковыля, тронул чашечки ночных фиалок. Но видимо эта ночь была предназначена не для покоя.

Меня грубо вырвали в реальность руки Тамила. Отчаявшись растрясти соню, он хлестко врезал по обеим щекам. Помогло. Я разлепила веки и увидела в его взгляде такую безнадежность, что мигом очнулась и спрашивать не решилась. Молча выскользнула из шатра, стараясь не растревожить остальных. Огляделась. Мирах стоял над телом Наири. Мое чутье вмиг уверилось, что именно телом. Да что же за ночь!

— Не понимаю, — нервно передернув плечами, зашептал младший. — Я проснулся, когда его выгнуло дугой. Охотник, вот и дремлю в пол-глаза. Яд? Сердце прихватило?

— С ним бывает, пройдет, — пискнула вездесущая Митэ, выворачиваясь из-под полога.

— Раз в сезон. Бьется, будто душат его, а потом лежит совсем мертвый. Скоро задышит. Тин посмотрит и вылечит.

Сказав все, что хотела, мелкая развернулась и поползла досыпать. Ее убежденность успокаивала. Я отослала по лежакам и братьев, оставшись дежурить рядом с арагом.

Митэ права, они тут не помогут. Луна скрылась за всплывшим клоком тумана, размечтавшимся о высокой судьбе облака. Ветер досадливо стряхнул нахала в цепкие ивовые силки. Листья дрогнули, принимая арестанта, и замерли. Холодок пробежал по спине, знакомыми иглами льда беспокоя шею. Откуда он здесь, в яви? Иглы впились глубже, я дернулась к лицу Наири. Надо успеть увидеть, хотя не может быть!

Воздух над арагом колыхнулся, выгибаясь, втянулся в замершие легкие и вырвался тихим кашлем. Живой. Задышал ровнее, открыл еще незрячие глаза, затянутые ледком смерти, медленно подтаивающим от острой иглы зрачка к радужке. Я всматривалась в черное дно сна через эти проталины, ловя обрывки чужого сознания. Вот значит как…

Взгляд обрел осмысленность. Наири виновато вздохнул, уже догадавшись, что подняло меня из-под одеяла.

— Прости. От меня одни неприятности.

— Я видела, — выдохнула я недоверчиво, почти без звука, все еще под гнетом его мучительного сна. — Давно ты роешь этот сухой колодец?

— Сколько помню себя, — вздрогнул он. — Я ищу воду. Рою, ломаю ногти, стираю руки. А потом меня засыпает песком, когда вода уже вроде бы рядом, и я умираю.

Каждый раз очень страшно, к тому же неизбежно. Четыре смерти в год.

— Скажи, когда тебя забрали из степи, вас проверяли окаянные?

— Да. Так всегда делают, — он удивился вопросу. — Искали одаренных. Потом еще дважды, они обходят города каждые пять-семь лет.

— Ни хрена они не видят, — буркнула я. — Да и я хороша, могла уже присмотреться и догадаться. Правда, я такого прежде не видела. Никогда.

— Чего они не видят, а ты не искала? Какой хрен?

— Травка такая с крупными листьями. Слезу вышибает.

— Знаю. Зачем окаянным хрен? — он тихо шалел от моей логики. То ли еще будет!

— Не хрен, а дар. Твой дар.

Зрачки прыгнули до самой кромки радужки, на миг сделав его глаза черными.

Поверил. Сел, нервно натянул на плечи одеяло и задумался. Потом решительно покачал головой.

— Я бы видел сны. Так же должно быть, это даже все малыши знают, и взрослые тоже.

Менял бы в них, что пожелаю. Я совсем не хочу умирать, задавленный песком.