Мир в подарок

— Ты никогда не пытался менять сны, с пустыми мечтами у тебя слабовато. Ты слишком земной и упрямый, сразу захотел менять явь, — усмехнулась я. — Оказывается, и так бывает. Степи нужна вода, а найти ее ты не можешь. Тратишь все силы души и умираешь там, вычерпав себя. Потому окаянные не видят дара, истраченного до самого дна. Откуда возьмется сияние, что они стремятся различить?

Ты же серый, весь погасший, измотанный.

Он попытался что-то возразить, но передумал и промолчал, обхватив голову руками.

Не каждый день такое про себя узнаешь, сочувствую. Я тоже в свое время сильно поразилась. Но мне было легче — тогда и мир этот казался игрушечным, и я в нем не жила, а забрела на денек «понарошку», в отпуск.

Для Наири родной Релат не был доброй сказкой. Он был злой жизнью, обгрызшей мальчика до костей голодом и жаждой мертвой степи, а потом бросившей в мясорубку рабства. Я с новым уважением посмотрела на его сухие руки, оплетенные под кожей веревками мышц без грамма жира, испещренные следами ожогов, бичей, клинков…

Все же он будет стоять за моей спиной. Если я не справлюсь, теперь уже есть, кому доделать дело. В человеке, не отказавшемся от попыток выкопать колодец за страшные четырнадцать лет в Карне, я могу быть уверена гораздо больше, чем в себе самой.

— И что теперь? — он невесело усмехнулся — Стать окаянным? Потому что, как ты знаешь, Говорящих с миром больше не осталось.

— А ты у нас, оказывается, редкий тугодум. Даже маленькая Митэ давно догадалась, — фыркнула я, внезапно развеселившись. — И мама ее тоже. Вот скажи мне, кто мог вернуть старушке молодые годы?

— Ты сказала лекарь, — раздраженно ответил он, бешено блеснув своими странными глазами, потом понял. Правда, по-своему. — В лесу была… Настоящая?

Я погладила его по плечу. Зашептала глупые обещания все рассказать потом, успокаивая, как ребенка. Уложила, закутала в одеяло. Ну что мучить человека, едва вернувшегося с того света? Завтра подышит, силы восстановит хоть немного.

Он ведь умница, сам все поймет. А пока пусть спит. И так заря уже примеряется, где провести горизонт.

На моем предплечье защелкнулся капкан. Кажется, даже с хрустом.

— Что? — оборачиваться не имело смысла. Я и так знала, что.

— Ты?

— Я.

— Проведи меня туда. — Он рывком сел, требовательно и жестко поворачивая меня к себе лицом. — Сейчас.

— Никогда не пробовала. Но, как я понимаю, тебя пытаться переспорить — последнюю надежду на предутреннюю дрему потерять. Ложись на правый бок. Глаза закрой, расслабься и плыви, куда понесет. Я поправлю.

Он опустился на лежанку, кося бешеным глазом. Когда это он плыл по течению?

Потом вздохнул, послушно сник. Я устроилась на широком предплечье, снова ощутив спиной его дыхание, удобно укрылась сразу и тяжелой левой рукой упрямца, и одеялом. Стало тепло и очень уютно. Мои ладони обхватили его запястья, и мы неожиданно легко, в одно дыхание, оттолкнулись от кромки яви и поплыли в зыбкий взвихренный сумрак, на другом берегу которого уже рисовалась знакомая призрачная колоннада. Там я отпустила его запястья и показала рукой на колеблющийся в странном ритме серый поток меж колонн. Усмехнулась. Прав Риан, как всегда. В измененном мире Наири возник в кожаных штанах и удобной рубахе незнакомого кроя, с длинным мечом, уложенным за спину. Воин.

— Тебе туда. Дойдешь до зеркала. Если отразишься, просто проснешься в мире. Если нет, что скорее всего, постарайся не истратить три своих вопроса на глупости.

Удачи.

Наири серьезно кивнул и молча двинулся по указанному пути. Да пустят его, куда они денутся. Араг растворился в тенях.

Я присела на берегу, одна, разом задохнувшись и запутавшись. Когда мы добирались сюда, души так странно переплелись, что нас было и больше, и меньше, чем двое.

Интересно, так всегда с провожатым и посвящаемым? Может, я еще узнаю, если встречу другого одаренного. Едва ли все повторяется одинаково. Просто в этом человеке есть то, чего не хватает мне — совершенное спокойствие и тренированная уверенная сила, готовность идти до конца, ценить без меры и жертвовать последним, уверенность в себе и неколебимые жизненные ценности. Он ушел, а отсвет внутри не угас, и я чуяла его движение и ведала, что его уже пропустили. Прямо породнились, улыбнулась я и сразу же грустно вздохнула, — он, пожалуй, не так впечатлен увиденным в моей душе, там сплошные потемки и сомнения. Посидев на неведомом берегу еще немного, я ощутила, как зовет просыпающаяся под розовеющими облачными прядями, расчесанными гребнем ветра, утренняя явь. И правда пора. Хорошо бы все рассказать Риану, но можно и чуть позже.

Разбудил меня громкий писк назойливой пуще комара малявки.

Может, зла в ней и нет, зато сколько первосортной вредности и едкости! Бедный мирный Агрис, держись. Я с наслаждением представила истерзанную бороду старосты, им же собственноручно выдранную крупными клоками.

— Теперь Наю тоже прям сегодня жениться положено, они тут ночью под одним одеялом укутались, ворочались, я сама видела. А он ее еще и по голове гладил.

Вот дела… Ма-ам, ну ты же все интересное проспала!