Мир царя Михаила

— Мы когда-то воевали с вами, — сказал он чуть погодя, — но война та уже стала достоянием истории и историков. Надо начать жить не прошлым, а настоящим. Лишь тогда у нас у всех появится шанс на счастливое будущее.

— Ваше величество, — прервал я немного затянувшуюся паузу в беседе, возникшую после слов германского министра, — Россия тоже станет гарантом вашей безопасности. Вы можете быть абсолютно спокойны. Два флота — российский и германский, наши сухопутные части, которые в самое короткое время будут переброшены в случае опасности в Данию, наконец, мощные береговые батареи и мины, которые будут выставлены нашими минными заградителями — все это позволит сохранить Данию от угрозы нападения какой-либо другой державы.

— Если это так, — задумчиво сказал Енс Кристенсен, — то тогда есть смысл одобрить в фолькетинге предложение Вашего величества. Дания должна перестать быть «мальчиком для битья», на которую в любой момент могут напасть эти наглые британцы.

— Только, господин министр, — обратился он к Освальду фон Рихтгофену, — прежде чем заключить договор о присоединении к вашему Альянсу, хотелось бы получить письменные гарантии неповторения тех пагубных для нашего королевства событий, которые произошли пятьдесят лет назад. Вы понимаете, о чем идет речь?

Это был более чем прозрачный намек на войну между Данией и Пруссией, которую поддержала Австро-Венгрия. В ходе той войны Датское королевство лишилось Шлезвига, Гольштейна и Лауэнбурга.

— Мой император готов дать подобные гарантии, — отчеканил фон Рихтгофен, — а следить за их выполнением будет Российская империя. Мой уважаемый коллега это подтвердит, — и германский министр кивнул в мою сторону.

Видя, что разговор пошел в благоприятном для нас направлении, я решил подсластить пилюлю.

— Ваше величество, — сказал я, — хочу добавить, что присоединение к нашему Альянсу может дать Датскому королевству не только безопасность, но и вполне материальные выгоды. Я имею в виду финансовые, экономические и торговые преференции, а так же возможность получать крупные заказы от российского военного ведомства. Например, на пулеметы Мадсена. Крупную партию их мы уже недавно закупили. Будут и новые заказы на строительство кораблей для российского флота. Мы помним, что в составе Тихоокеанской эскадры прекрасно показал себя крейсер «Боярин», который был построен на датской верфи «Бурмейстер ог Вайн».

После сказанных мною слов глаза у Енса Кристенсена заблестели, и он переглянулся с графом Раабен-Леветцау, на лице которого появилась довольная улыбка.

И я понял, что теперь договор о присоединении Дании к Альянсу пройдет в фолькетинге без особых затруднений.

— Господин Дурново, господин фон Рихтгофен, — обратился к нам король Кристиан, — нам надо будет еще раз, как следует обдумать ваше предложение. Но, я думаю, что решение по нему будет благоприятным.

Мы с фон Рихтгофеном раскланялись, и вышли из кабинета.

— Господин Дурново, — обратился ко мне германский министр, — а не отметить ли нам нашу сегодняшнюю беседу в ресторане?

— А почему бы и нет, — сказал я, снова вспомнив свою лихую флотскую юность. — Я тут знаю одно хорошее местечко…

* * *

21 (08) марта 1904 года. Утро. Санкт-Петербург. Варшавский вокзал.

Инженер и изобретатель Тринклер Густав Васильевич.

Петербург встретил меня звонкой капелью, осевшими сугробами и громкими писком драчливых весенних воробьев. В Германии, которую я покинул три дня назад, получив телеграмму с приглашением прибыть от самого Степана Осиповича Макарова, уже вовсю зеленела трава и светило солнце. Там весна уже была в разгаре, а тут только начиналась.

Но за год моего отсутствия Петербург сильно изменился. Он стал каким-то напряженным и нервным. Главной приметой нового времени стало военное положение, о котором свидетельствовали патрули на вокзале, встречавшие каждый прибывающий в столицу империи поезд. О том, что в Петербурге после убийства императора Николая II начались волнения, даже мятеж, который был подавлен быстро и жестоко. Во всяком случае, об этом писали в германских газетах. Писали там и об установленном в городе Особом порядке управления, и о стремительных и безжалостных действиях новой русской спецслужбы ГУГБ, в считанные дни переловившей убийц и заговорщиков. Сказать честно, читать такое было немного страшно. Но я все равно поехал, поскольку адмирал Макаров настоятельно телеграфировал мне о том, что русский флот крайне нуждается в моем изобретении.

Выйдя из вагона, я огляделся. Большая часть прибывших попадала в город беспрепятственно. Но некоторых пассажиров после проверки документов фельдфебелем — старшим вокзального патруля — солдаты отводили в стоящую на площади большую черную карету. Но вот дошла очередь и до меня. Мысленно прочитав молитву, я протянул фельдфебелю свой паспорт.

Взяв его в руки, тот прочитал вслух — Тринклер Густав Васильевич, инженер, — оторвавшись от чтения, он поднял голову и посмотрел мне в глаза.