Мир царя Михаила

Саратовский губернатор Столыпин Петр Аркадьевич

Полковник Антонова Нина Викторовна.

Войдя в кабинет, и оказавшись наедине с двумя женщинами, Саратовский губернатор Петр Аркадьевич Столыпин был несколько смущен и раздосадован. Опять ничего не спросив, его жизнь ломали в третий раз, и как он понял, на этот раз окончательно. Сначала было нежданное негаданное губернаторство в Гродно. Потом так же неожиданно его перевели в Саратов. И вот, не прошло и года, как его зовут… Нет, ему приказывают перебираться в Петербург на министерскую должность. Повышения по службе, они конечно приятны, но и ответственность тоже возросла во много раз.

А министр земледелия, должность которого ему только что предложила Вдовствующей императрица, в сферу ответственности которого попадают девять из десяти российских подданных, это должность похуже губернаторской, и даже страшнее премьерской. Поработав в Гродно и Саратове, Петр Аркадьевич воочию убедился, как запущены в Империи дела, связанные со взаимоотношениями крестьянства и государства, крестьянства и помещиков.

— Ваше Императорское величество, — Столыпин поклонился Марии Федоровне, — конечно, я благодарен вам за высочайшее доверие, но я считаю себя недостаточно подготовленным к столь высокой должности. Кроме того, мои личные и семейные обстоятельства…

— Оставим это, — сказала Мария Федоровна, — прежде всего нам важны лишь ваши деловые качества. Мы уверены, что вы справитесь с такими задачами, с какими не справятся другие. Ну, а если уж и вы не справитесь… — тут Мария Федоровна развела руками, словно показывая, что тогда уже ничего нельзя будет поделать. Работы вам будет много, очень много.

Услышав первые слова, обращенные к нему, Столыпин вздрогнул. Почти то же самое сказал ему министр внутренних дел Плеве, переводя из Гродно в Саратов. Похоже, что капризная судьба снова решила дать ему шанс — или вознестись к вершинам власти, или загреметь в тартары. Но, если вино налито, то оно должно быть выпито.

— Я согласен Ваше Императорское величество, — сказал Столыпин.

— Ну, вот и прекрасно, — ответила Мария Федоровна, — сейчас наступили такие времена, когда нельзя отсиживаться на тихой и спокойной должности. Хотя, губернаторскую должность таковой назвать трудно.

Россия находится на грани великих перемен. Мы во многом отстали от других государств, и если за ближайшее десятилетие нам не удастся пробежать тот путь, какой другие державы проходили в течение столетий, то нас просто сомнут.

— Вы зря так скептически улыбаетесь, Петр Аркадьевич, — заметила Антонова, — культура сельского хозяйства и орудия труда подавляющей части российского крестьянства остались такими же, как во времена Бориса Годунова. Но даже тогда, чтобы на Руси наступил голод, потребовалось три абсолютных неурожая подряд. А сейчас, Россия, являющаяся абсолютным нетто-экспортером хлеба, постоянно находится на грани голода. Как вы считаете, в чем здесь причина, Петр Аркадьевич?

— Э-э, госпожа Антонова, — замялся Столыпин, — Одну из причин, причем несомненную, вы уже назвали. Это устаревший, не побоюсь этого слова архаический инвентарь наших мужиков. А еще значительное увеличение населения, без увеличения общего количества пахотной земли.

— В общем-то да, — кивнула Антонова, — только можно еще добавить то, что при Борисе Годунове Россия хлеба за границу почти не вывозила, а в настоящее время это чуть ли не главная статья нашего экспорта.

— Все дело в том, — ответил Столыпин, — что товарный хлеб на экспорт производит относительно небольшое количество крупных хозяйств, использующих вполне прогрессивные европейские технологии. Вот у них как раз все нормально и с урожайностью и с получаемой прибылью.

— Помещики? — заинтересованно спросила Антонова.

— Не только, — ответил Столыпин, — есть и отдельные разбогатевшие мужички и мещане, а так же купцы, берущие в аренду целые поместья…

— Вот, вот, — сказала Антонова, — крупные хозяйства несомненно выгодны, но большая часть крестьянства в них задействована в лучшем случае, как наемные работники. А, следовательно, их наделы остаются заброшенными, и из года в год нищают. Они не производят достаточного количества зерна, которого им не хватает даже для собственного пропитания. Все эти безлошадные и однолошадные хозяйства являются тормозом для подъема экономики России.

— Да, но причем тут это… — начал было Столыпин, но тут его прервала Вдовствующая императрица Мария Федоровна.

— Петр Аркадьевич, голубчик, будьте добры, послушайте госпожу Антонову. Она хорошо знает, о чем говорит. Поверьте мне, в крестьянской массе зреет такой социальный взрыв, что даже Пугачевский бунт не сможет с ним сравниться. Пожалуй, это будет страшнее даже Французской революции. К тому же, и Робеспьеры свои у нас уже есть, и Дантоны с Маратами.

А причиной всему этому — крайняя нищета большей части нашего крестьянства. Именно она толкнет мужиков на бунт, «бессмысленный и беспощадный».