Мир, где тебя нет (СИ)

Возможно, само мироздание, защищаясь от губительного воздействия разнонаправленных сил, выдворило двоих магов в некое подпространство, где их схватка не натворила бы б`ольших бед.

Возможно, сражение за Серебряный престол вершилось скорее в их с Магистром душах.

Демиан никогда не узнает ответ.

Ему снова семь, и он ныряет так, будто умеет дышать водой.

Верес принимала его, как материнское лоно — крошечный плод, облекала лишь тому сравнимой властью, безбрежной, нежной...

Но то не Верес, другая река — без вспугнутых его почти отвесным погружением зашедших на нерест стай горбатой тарани, рассыпающей серебряные блики плотвы. Без прядей водорослей, протянувшихся со дна, словно волосы утопленниц, и песчаной их постели.

И Демиан понимает: это не река.

Темнота под и над, и повсюду; у этой реки нет берегов, нет поверхности и ложа, а воздух всё не кончается. Вода обращается чернилами, и мальчик плывёт, раздвигая собой чёрное нечто.

Демиан парит в потоке силы Магистра, берущего начало из ниоткуда и впадающего в никуда.

Для решения ему достаточно времени, за которое сердце совершает удар.

Он делает вдох. Водой.

И тогда толща тьмы становится проницаема и преодолима. И тогда мальчик видит, что от цели его отделяет расстояние протянутой руки...

И тогда Демиан видит предел силы Магистра.

...и касается дна.

Не было ничего: чёрного савана мантии, раскалённого металла Престола. И Теллариона ещё не коснулись лучи заката, сильны и многочисленны его города-побратимы, а ведьмаки — полнокровное племя, не горстка изгоев. Всё это: позже, будущее, построенное его руками.

Магистр — юный ученик, чересчур идеалист, слишком романтик. Ничего дурного: заблуждения юности, что так трогательно-смешны с высоты прожитого.

Он, лёгкий и быстрый, движется в заданном ритме.

И вечность тому виденная пестрота плит тренировочного зала — как крепко, оказалось, засело в памяти — каждый разноцветный квадратик наперечёт. Их методично учили не терять концентрации во время боя, отсекать незначительное.

Взгляд напротив — безбрежен, как море в штиль, и столь же безмятежен.

Там, за зрачком, так, что нельзя увидеть, а можно лишь знать, — всё жёстче сворачиваются спирали смерча.

Из омута памяти воздвигся образ, что он без устали вытравливал из книги памяти, и будто бы преуспел однажды... Проступил сквозь цензорскую правку, неизменённо, ясно, как выщербины и природный рисунок камня на тех проклятых плитах... От лучиков морщинок в углах улыбчивых глаз, до полураспущенного узелка шнуровки на левом рукаве... впрочем, ничуть не помешавшей гонять его, как помойного кота, по всему периметру зала.

Учитель... полубог в его глазах. Недостижимый. Непостижимый.

Живой.

Беспомощность, которой не было и на заре ученичества. Учитель быстр сверх всякой возможности, точно и не он поставлен противником, но некое создание света и ветра. Губы его сомкнуты, не слышно дыхания и шелеста подошв. Есть лишь преграда, которую встречает всё тяжелеющее оружие. Есть жёсткие блоки, и рука наливается болью, боль ползёт от запястья к лопатке, как змея, всё туже свивающая кольца.

Тот, кто не был ещё Магистром, сражается на пределе сил, стремится, вырывается за пределы, всего, чем он был... есть и будет.

Недостаточно.

Учитель бесстрастен. Ученик не превзошёл его.

Удары разбиваются брызгами. Его беспомощность разбивается отчаянием.