Мир, где тебя нет (СИ)

Что ж, за Гранью обращается в ничто любой зарок. Граница невозврата. Край несбывшихся надежд. Пустота и покой.

Покой.

Однажды он уже побывал в тех бесплодных сумеречных землях и не по своей воле возвратился. Воспоминание это неизменно пробуждало обращённый в самое себя гнев... и тоску.

В тот миг превыше всего он желал бы склонить голову на край невестиной постели. Закрыть глаза и уснуть вместе с ней.

Миг — большего он не мог себе позволить. Он — уже — позволил себе слишком много.

Он ощутил усталость и гнев.

Проклятье... Ты нужна мне.

Вернись.

— Я пришёл взять своё, — с прорвавшимся жаром произнёс он, запрокинув лицо к невидимому небу. Бездна его возьми, он в своём праве! — Светлая Высь, она ещё не твоя.

Он прошептал это, а мог бы просто подумать. Прокричать — Диана всё равно бы не услышала.

Уже не готовая оборваться от одной силы его присутствия паутинка — алмазная струна. Свет проходил по ней подобно молниевому заряду. И вспыхнул, на миг озарив девушку изнутри, как стеклянную, и лепесток тьмы в Демиане свернулся от близкого сияния.

Не очнувшись, Диана вздохнула, бережно, не в лад.

Сама.

Девушка сонно ворохнулась под покрывалом. Медленно распахнулись глаза — взгляд спящего ребёнка. Магистр трудно вдохнул пережатым горлом; она ещё не вернулась.

Демиан протянул ладонь, но не посмел прикоснуться. Лишь окунулся лицом в летучие волосы, в полурасплетённую косу. Жарко и щекотно, пахнет согретыми травами. Его отражение дышало во вселенной её зрачков.

— Прости меня...

Минуту спустя его не было ни в доме городского головы, ни в Доброй Веси.

***

Что за труд — поднять ресницы. Каково это — дышать? Она совсем позабыла...

Чья-то рука отворила намертво встрявшую рассохшуюся ставню, и на подоконник намело пушистый сугроб. Снег?

Нет, пух тополей.

Июнь.

(Телларион. Конец осени 963-го)

Мощным порывом выбило из переплётов витражные стёкла. На мгновение в белёсом зимнем небе раскинулась самоцветная радуга. И тотчас осыпалась колким дождём.

Эджай Д`элавар мёртв.

Магистр перебирал короткую фразу на все лады. Но, даже многократно повторённая, она никак не превращалась в изустную истину. Оставалась по-прежнему пустым набором звуком.

Эджай Д`элавар мёртв.

Ошибки быть не может. Коган Согрейн никогда не преуспевал в искусстве лицедейства. Мальчишка попросту не сумел бы столь неподкупно сыграть скорбь. Его горе было едва ли не осязаемо, оно имело цвет, запах и привкус замешанного на крови пепла.

Нет, Когану не обмануть Магистра... и точно, не того, что в нём.

А Эджай, в свою очередь, не стал бы обманывать побратима. Не так. Не своей смертью. Это — не про него. Прям. Честен. Истинный ведьмак.

То, что сидит в Магистре, дыбит загривок.

А ещё от Согрейна смердит виной. Мальчишка мнит себя повинным в гибели друга. Магистр остро обоняет снедающее ведьмака чувство — беспросветное, бессмысленное, беспощадное. Разрушающее, и разрушение направлено не вовне, но вглубь, в самую суть. Магистр едва ли способен понять молодого ведьмака: он давно позабыл, каково испытывать вину и скорбь. Достаточно того, что он понимает иное: подобное Согрейн не сыграл бы никогда. А значит...

Эджай Д`элавар мёртв.

Да, мёртв, как та земля, на которую легло его тело. Как Антариес, что стал ему могилой...

Так отчего то, что в нём, беспокойно ворочается, будто со смертью отрёкшегося князя не исчезла угроза их существованию?

Выражение почтительного внимания стекло с лица вошедшего Кейлуса. Маг из числа старших метнул взгляд на искалеченные витражи, и в следующий же миг к нему вновь вернулась невозмутимость. Магу, чей возраст исчислялся не одной сотней лет, доводилось наблюдать вещи куда более странные.

Ноздри Магистра дрогнули и раздулись. Смесь запахов, что вносил ветер сквозь разбитые стёкла, тревожила обоняние того, что было в нём.

— Здесь душно, — буркнул Магистр. — Говори.

Мэтр Кейлус низко переломился в поясе. Он не считал поклоны Магистру ущербом своей гордости, зная, что Магистр оценит проявление почтения своей особе. Прочие ведьмаки чуждались Кейлуса, это было также известно Магистру и вполне устраивало его. Изгою среди презиравших его ведьмаков, Кейлусу была жизненно выгодна благосклонность повелителя, и он добивался её собачьей преданностью.

— Магистр, благородная княжна Стихна из рода Карунах пала жертвой чёрного колдовства именованной Эстель, бывшей леди Руаваль...

Примолкший было гам при этих словах вновь оглушил Магистра, но он не сумел истолковать возбуждённое шипение и клёкот.

— Кто может подтвердить это? — спросил он, чтобы выгадать время на раздумье.

— Магистр... мастер Галид, мэтр Улутор, мастер...

— Довольно, — поморщился Магистр, и Кейлус смолк, решив, что гнев повелителя вызван им.

Но когда и чем он успел провиниться? Магистр раздражителен, Кейлусу стоит быть осмотрительней... ещё осторожней.

Магистр же и думать забыл о верном слуге. Они были нынче болтливы пуще обыкновения, и из их гомона ему никак не удавалось вычленить смысл. Разыгрывалась мигрень.