Мир, где тебя нет (СИ)

Когда Демиан отвёл в сторону окованное сталью полотно, она повернула голову плавным вкрадчивым движением незрячей. Её лицо превратилось в застывший лик, и на безупречном алебастре щёк контрастно выделялись тёмные потёки, довершая сходство с божественным ликом, окроплённым жертвенной кровью. Она сидела ровно, неподвижно, держа над согнутыми коленями единственную вещь. Лезвие кинжала отразило слабый луч, что Демиан впустил, отперев дверь, и от того, с какой спокойной обречённостью Диана сжимала рукоять, холодные бесплотные пальцы легли ему на гортань.

Не вымолвив ни слова, она поднялась, храня ту же присущую слепцам неестественно-ровную осанку. Забытое в ладони лезвие проскрежетало по камню, но она точно не услышала звука. Сделала странно осторожный, пробный шаг.

Не принимая или не видя его протянутой руки, Диана, взявшись за створку, вышла в ранний летний рассвет, под небо цвета старого льна.

— Илле... — её колени подкосились. — Ох, Илле...

Её слезы вычерчивали на лице алые дорожки.

Демиан поднял её на руки и понёс по разрушенным стенам, по мостам над пропастью, безмолвную и неподвижную, как нёс когда-то, жизни и жизни назад, от жертвенного алтаря, через поле мёртвых маков, к костру, что вознёс его счастье в холодную вечность.

***

Диана едва сумела найти в себе силы пойти проводить Илле.

В утомлённом рассудке реальность мешалась с фантазией. Диане всё казалось, что она оставила Илле в беседке, парящей над зол`отным шитьём осеннего парка, в беседке, куда доносились отзвуки песен и поэтических декламаций. Она смеялась невпопад, вспоминая колкие реплики Грайлина и одну из близняшек, залучившую мага в свою опочивальню. Смех обрывался, запечатываясь молчанием.

Пятна крови были похожи на рдяные листья.

Илле любил её светло и безболезненно. Как жаль, что она бы не сумела.

***

— Это моя вина.

Это были первые её слова с того момента, как Демиан унёс её со стен. И ради таких слов она нарушила молчание.

Они стояли на высоком парапете, наблюдая, как рабочие восстанавливают укрепления. Парапет был открыт всем ветрам; длинные концы шали хранительницы полоскались у её колен, как чёрные вымпелы.

— Если бы вы знали, сколько таких вин висит на мне. Обладай каждая из них хоть ничтожным весом, я не смог бы сдвинуться с места. Но я должен. Мы должны.

— Да, — безжизненно откликнулась она. — Вы — тот, кто делает выбор. Я — та, кто оглашает его. Но я не способна должным образом справиться даже с этим. — Впервые в её голосе прозвучал намёк на живое чувство, пусть это было совсем не то, что Демиан предпочёл бы услышать. По крайней мере, это было хоть что-то. — Я — не Сантана. Уже нет. Сантана не позволила бы себе таких ошибок. А я — я блуждаю в потёмках. Мои способности — лишь жалкое эхо её дара. Бесполезное. Мучительное, — шёпотом призналась она, и её гордости дорого далось это признание.

— Вы могли бы покончить с этим, — заметил Демиан, сам едва ли понимая, что делает. И вместе с тем понимая. — Избавиться от этой боли.

В самом деле, довольно быстродействующее средство.

В первые мгновения она не осознавала сути предложенного им, и в её взгляде прочитывалось невысказанное недоумение. Но затем она поняла, и едва лишь вопрошающие глаза исполнились холодным огнём.

— О, я поразмыслю над вашим советом, Магистр, — поблагодарила она тем безукоризненным тоном, с каким принимают предложенную чашу с ядом.

Демиану жгло губы, точно он уже осушил её.

"Илле, — безжалостно напомнил кто-то внутри него. — Твой друг, мальчик, которого ты, ещё сам не запятнанный грязью, защищал ценой страданий, -— Илле отдал за неё жизнь, ничего не спросив взамен. Что бы он сказал тебе, узнав, что ты толкаешь её в объятия другого мужчины?"

Одно несомненно: Илле не сумел бы осудить Демиана больше, чем он уже ненавидел себя.

Диана развернулась уйти, без лишних слов, только хлестнули края вымпелов.

Демиан настиг её под аркой входа, и невыносимо долгое ожидание сделало его руки и губы нетерпеливыми, требовательными. Это был тёмный порыв, лишённый радости, нежности, света. Это был голод, нужда, отчаяние.

Демиан не узнавал и не хотел узнавать себя в этом алчущем стремлении. Это было не тем, что ей подобало, не тем, что он когда-то потаённо хотел отдать в её власть.

Но теперь в нём прибыло так много тьмы. И так мало осталось света.

Но она не оттолкнула его, как ей, конечно же, следовало. Она принимала Демиана. Со всей его тьмой. Она готова была утолить его жажду.

Он ощущал собственным телом, как её разгневанная неподвижность дрогнула, оттаивая, поддаваясь. Диана разжала сведённые под грудью руки, уронив шаль, и Демиан почувствовал лёгкое прикосновение её ладоней. Она прикасалась к нему так, как Демиан должен был прикасаться к ней: изучающе, утоляюще. Невесомое тепло проводило по предплечьям и плечам, погружалось в волосы, гладило шею и скулы.

Она принимала его безусловно.

Демиан отшатнулся, разорвав объятья собственных рук, словно оковы. Голодная тьма колыхалась в нём, замутняя взор, разрывая ритм дыхания.