Всё просто. И потому большинство битв проходило как бы помимо её участия. Не оставляя по себе адреналина близкой схватки, кошмаров, из которых на неё смотрели оскаленные морды нечисти. Это был изнурительный труд, предельная концентрация и самопогружение. Между Дианой и схваткой всегда оставалась преграда из четырёх ведьм. А за нею: твари Бездны взбирались по белым стенам, пикировали на белые башни. За нею обнажалась сталь, и марала лезвия ядовитая кровь, и немели, сжимая рукояти, ладони. Там отдавали силы и
Старк уже падал, когда его четвёртая стрела нашла цель.
***
Это погребение (поспешное, на грани соблюдения церемонии, — малефики единогласно утверждали, что следующий
Так бывает. Едва ли сам Старк мог ожидать, что ничем не знаменательная, ни продолжительностью, ни напором, битва возьмёт с него последнюю цену. Диана помнила лурни по последней мимолётной встрече — он смеялся. Старку вообще не свойственно было молчаливое уныние.
А может, всё ещё проще. И Диана просто очерствела от вереницы смертей. И строгий ритуал уже не мог ввергнуть душу в трепет, присущий прикосновению к тому пределу, за которым ожидает вечность. Этот ритуал так часто повторялся, что стал обыденным, чуть менее будничным, чем трапеза или отход ко сну. Усталость шлифовальным камнем сглаживала последние зазубрины.
Перед тем, как поднесли огонь, к костру подошла Фреа. Ветер топорщил слои пёстрой одежды, ворох мелких, перевитых тесьмой и нитками косиц. Мелкие, острые черты лурнийки застыли в несвойственном ей сосредоточенном выражении.
Низко склонившись, отчего её волосы закрыли покойному лицо — с похожими чертами уснувшей птицы, — Фреа что-то коротко прошептала и прикоснулась губами к застывшим губам Старка. И ушла, обхватив себя за острые плечи, волоча по жухлой бесцветной траве истрёпанный и пёстрый хвост шали.
С этого дня она уже никогда не смеялась.
А после Магистр велел всем, кроме дежурных, отправляться спать. Это был приказ, и Диана, оставаясь в том же режиме автопилота, дошла до своей спальни, откуда Трей уже увёл к себе Ниери, и, не раздевшись, легла на постель. Она провалилась в сон, как в лесную западню, яму, прикрытую еловыми лапами и хворостом. Там не было ничего, одна чернота.
Она спала, когда всё повторилось.
Диана не разрывала связь, когда зрение стало меркнуть — в конце концов, зоркость от аккумулятора не требовалась. Не остановилась, когда носом пошла кровь — по ощущениям, это случилось спустя какие-то жалкие минуты боя. Ничего удивительного: тех часов сна не хватило, чтобы восстановиться хотя бы на треть. Но она ещё способна была что-то дать, и отдавала эти крупицы — только так она могла внести свой вклад. Её силами были оплачены огненные заряды Кристалины, прицельно испепеляющие тварей. Без неё Хлои не удержала бы участок стены. Если бы не хранительница, Солейн не обезопасила бы скопище крогов, для их, увязнувших в образовавшемся болоте, дальнейшего уничтожения. И Фреа окунулась в забвение боя — благодаря первоисточнику.
Кровь запеклась на губах и подбородке, но по щекам заструились тёплые слёзы. Диана уже давно могла видеть во тьме лишь вспышки да огни. Она провела рукой по лицу и на бледном пятне ладони различила тёмные потёки.
Под нею захрустели, надламываясь, хрупкие веточки хвороста — последнее, что отделяло от падения в черноту лесной ловушки.
Пуповины связи оборвалась почти помимо её воли — воля вместе с сознанием соскальзывала в темноту. Словно хвосты отсечённых электрических проводов хлестнули по изнанке
Диана через долгое усилие качнула тяжёлой, клонящейся на руки головой. Косые всполохи — свет отразили полосы авалларской стали — Кристалина. Коротко вскрикнула женщина.
Снизу, из глубины каменной тверди, ударил толчок. По стене прошла зыбь.
Диану потянули вверх чьи-то руки, женский голос настойчиво повторял одно слово. Камни не отпускали её. Она словно вросла в прочную кладку, сама стала тяжёлой и неподвижной, как камень.
Последовал толчок, мощнее прежних. Потревоженная твердь всколыхнулась рябью. Кладка раскалывалась, как скорлупа гигантского ореха. Незримую женщину отбросило от неё; Диана лежала и всем распростёртым телом ощущала движения того, что переставало быть единым целым, распадаясь на пласты, осколки, лишь по случайности ещё сохраняющие равновесие.