Демиан чувствовал ту же боль, но, встречаясь со взглядами ушедших, он не прятал лицо, знал, к чему должен быть готов. Необходимая жертва. И боль — это тоже плата. И мера. Пока в нём эта боль — он жив. Пока в нём есть боль — он прав. И если наступит день, когда взгляд павшего, взгляд жертвы — взгляд истины — проникнет в душу Магистра и взамен боли встретит пустоту — это день, когда Демиан окончательно проиграет.
Они двое давно уже сидели на высокой скамье под окнами, и за витражами отполыхало закатное зарево. Даже удивительно, как до сих пор никто не взялся разыскивать Магистра и хранительницу, точно бы все дела вдруг встали. Левая ладонь Дианы легла поверх руки Демиана, всё это время державшей другую её ладонь.
У неё было лицо не обманутой в своих ожиданиях невесты, узнавшей, что "долго и счастливо" для них не сбудется. И покорности судьбе не читалось в её спокойных, но не отрешённых чертах. Демиан встретил признательность за честность, глубокий взгляд той, которая также постигла суть выбора и цену всякой жертвы.
Ему в который уже раз показались знакомы и черты эти, и взгляд, видевший будто бы больше, чем назначено видеть людским глазам: не одно то, что перед ними, но как бы и сквозь, и вглубь, и вместе с тем вдаль.
— За одно я не могу извинить вас: оттого что молчали прежде. Никто не должен выносить такое в одиночестве.
— Лишь за это?
— Да, — последовал твёрдый ответ.
— Удивительна сила и слабость человеческая, — произнёс он с усилием. — Ходить по краю, но продолжать держаться за жизнь, грезя о счастье. Боюсь, у вас превратное суждение о моих действительных перед вами преступлениях. Моё молчание, моё отсутствие — вот лучшее, что я мог для вас сделать. Пытался, по меньшей мере. Но и в том, как видите, не преуспел. Если бы у меня был шанс продержаться одному, без очищающей силы первоисточника... Следовало бы иметь мужество отпустить вас. Позволить спастись.
Неожиданно она улыбнулась — самым краешком губ, но это всё же была улыбка.
— Кто сейчас говорит со мной: Магистр или мужчина?
Он не стал лгать, но и не смог произнести ни словом больше того, что требовала правда.
— Оба.
— Что ж. — Она опустила ресницы с кажущейся беспечностью. — Я приму и такой ответ.
С отчаянием, которого уже не чаял испытать в этой жизни, Демиан поднял её лицо за подбородок, не позволяя разорвать взгляда.
— Не знаю, как, но я стану причиной вашей гибели.
Его глаза теперь могли поведать больше, чем вдруг ставшие пустотелыми, утерявшие силу выражения слова.
Она никак не переменилась. Прежняя улыбка, почти мечтательная, касалась её губ, и сходство этого лица, и улыбки, и мгновения было настолько всеобъемлющим, что ему почти удалось вспомнить.
— Не корите себя. Я всегда это знала.
Одни боги ведают, чего ему стоило не отшатнуться. Слова, сказанные им, не отражали и десятую долю того ужаса непонимания, того яростного отрицания, что он бы мог вложить в них.
Но её ответ был многократно страшнее.
Она смотрела на него глазами жертв с древнейших росписей в гротах Многоликой, гротах, чьи каменные алтари поливались и человеческой кровью. Дар, который он не мог принять. Но знал, что был должен.
— Первоисточник? — Едва сдерживаясь, он поймал её руки, после схватил за плечи. — Что вы
Ощущение близости к истине сделалось нестерпимым. Демиан с проклятьем сжал виски. Голову точно кистенём разбили. Он ломился в запертые двери, воздвигнутые в его собственном разуме. Что бы они ни охраняли, он взломает их, пока от его жизни, от него самого ещё что-то осталось.
— Пров`идение не даёт ответы на все вопросы. Оно лишь указывает путь, — ровно и так знакомо отвечала хранительница. — Исход, к которому д`олжно стремиться.
— Стремиться? — Демиан сжал зубы. — Не избегнуть?
Ведьма словно задумалась. Спокойная лазурь её взгляда потемнела, выстуженно затуманилась.
— Можно попробовать, — последовал медленный ответ. — Но к чему приведёт эта борьба? — Прохладные пальцы коснулись его лица, унимая горячку. — Вы долго решали за меня. Так, как вам виделось лучше. Меньшее зло, не так ли? Оберегать на расстоянии. Но молчание — это ведь тоже ложь. — Диана покачала склонившейся головой. — И я благодарна за правду.
Происходило нечто непоправимое — они оба знали это. Они достигли предела, за которым не останется развилок и перекрёстков, и сама дорога вспять будет разрушена. И тогда останется единственный путь — к близкому краю. А дальше, дальше...
"Нет", — воспротивился кто-то в Демиане. Кто-то, готовый оставить нетронутыми замки на двери, ведущей в тайники его разума. Готовый поступиться истиной и не узнать — никогда. Никогда, пусть так, лишь бы только не подойти к черте невозврата. Продолжить странствие по дороге в никуда — в одиночестве, не с ней.
Нет — пророчеству старухи. Нет — предчувствиям, что никогда его не обманывали. Нет — льстивым нашёптываниям красавицы из "Феи" с волосами как золотая пряжа из Хозяйкиной кудели.
Нет — самой Хозяйке, что бы она ни задумала, если существует.
Диана приложила пальцы к его губам, готовым произнести это.