— Телларион, Трей. Там я расскажу тебе обо всём.
***
— Они умерли, — произнесла Ниери без выражения. — Они просто умерли.
И забрали с собой все ответы, — досказала за неё Диана. Всю правду о том, что в действительности испытывали к своей выжившей дочери, сердечной и преданной — к другим, к подруге и обожаемому мужу... не к ним. Испытывали ли они любовь — или ненависть, или то и другое вместе, ведь в родительской привязанности первое порой неотделимо от второго. Успели простить её или ушли, удержав в себе обиду, — их непредумышленная месть заключалась в том, что Ниери никогда не узнает об этом.
Как они не узнали о ней.
— Герцог Нолан... его люди так скоро всё разузнали. Оказывается, это так просто, если ты — герцог Нолан, — шептала молодая маркиза. — Они ведь никогда не скрывались. Может, ждали, что я их отыщу... Ему обо всём донесли, герцогу Нолану то есть, а он тотчас же позвал меня...
После недолгого нервного возбуждения Ниери как будто обесцветилась и заключила блёкло:
— Но я не захотела. Я и не помыслила даже об этом. У меня был Трей, и он
— Если так, то вы с Треем, по крайней мере, оба смотрите под одним углом.
Ниери подняла на подругу опустошённый взгляд.
Моя бедная погасшая искорка. Ей потребуется немало сил, чтобы собрать себя заново, — с грустной нежностью подумала Диана. — Сил, чтобы творить, и той самой любви, чтобы творение вышло завершённым и цельным.
— Ты бы так не поступила. Безоглядно, не задумываясь о том, что станет после. О том, что так неправильно...
— А как правильно, Ни? — Диана взяла подругу за плечи. — Сделанного не исправить, надо жить с тем, что осталось. Ведь что-то же осталось?
Глава седьмая. Память
(Телларион. Конец осени — начало зимы 992-го)
Дорога в Телларион заняла меньше секунды. Впервые Диана перемещалась при помощи амулета. Это было странное и страшное чувство неконтролируемого полёта, и стало понятно, отчего даже некоторые маги, например, мастер Коган, всеми правдами и неправдами избегают столь сомнительного удовольствия.
Диане казалось, что она летит на немыслимой скорости, раскручиваясь при этом, как снаряд из пращи. Ложные ощущения веса тела, верха и низа, потерянное равновесие и исчезнувшее зрение и слух — всё это разом. Она не решалась открыть глаза, убедиться, что всё это безумие осталось только в её воображении.
— Слишком рано, — ругался над ухом Трей, и Диана стала помалу ощущать удерживающие её — кажется, практически на весу — руки. Ноги по-прежнему ей не принадлежали. — Что за неугомонная девчонка, а ещё герцогиня... Сидела бы с Ниери за пяльцами... хотя нет, тебе и этого пока нельзя. Отлёживалась бы в отцовом замке да слушала чтение горничной какого-нибудь никчёмного романа — вот на ближайшие недели самое для тебя подходящее занятие. Спору нет, головой ты приложилась очень кстати, но могла бы и повременить с подвигами.
К Диане возвращалось зрение и остальные чувства. Она предпочла не тратить дыхание, изобретая ответ на тираду Трея, и дышать через нос.
Вечерело, и Телларион посверкивал, как леденец. Здесь стихийник своим завершением открывал Врата зимы, и следующий за ним месяц осени принадлежал только формально. Трей ещё поворчал для приличия и перестал изображать строгого старшего братца.
— Ого, а времени зря не теряли! — одобрительно присвистнул сын Нолана.
Диана кивнула. Говорить после перемещения по-прежнему не хотелось. В Хетани она описала Трею масштаб разрушений в защите Теллариона, и теперь оба были приятно удивлены проделанной за их отсутствие работой.
Границы новой и старой кладки так просто и не отыскать. Телларион зарастил пробоину, и о ней напоминали только сложенные на землю строительные леса. Диана вновь увидела прорванную границу, и крылатые тени, вздымавшие людей на гибельную высоту, и то, как обрушилась башня, и неподвижные тела, чуть дальше, чем теперь громоздились леса. Трей, кажется, что-то вынес из её молчания и плотнее сомкнул губы. Он больше не улыбался.
Теперь, когда они прошлись, тошнота совсем отступила. В замке их пути разошлись.