— Вы хотите меня оскорбить? — А это возможно?
Трент резко встал и молча подошел к окну. Все вопросительно посмотрели на Бриджит.
— Полагаю, — сказала она, — не будет ничего страшного, если мальчики останутся сегодня здесь. Время позднее, и детям уже пора спать. Мы с Дженни уложим их и вернемся. С чаем покончено, и для желающих есть кофе и пиво.
— Вот и отлично, — выразил общее мнение Дайон.
Уложив детей, сестры спустились на кухню сварить кофе.
— Ты поругалась с Гордоном? — спросила Дженни.
— Почти.
— Ну и правильно.
— Что за кошка между вами пробежала?
— Представляешь, Бриджи, он полчаса любезничал у меня на глазах с какой-то своей знакомой, а я стояла, как дура, и ждала.
— Могла бы просто уйти.
— Могла, но мне вдруг стало любопытно, что он мне скажет потом.
— И что же он сказал?
— Что мужчина имеет право поболтать с хорошенькой девушкой. Я спросила, уж не считает ли он ее красивее меня. И этот нахал посмел сказать «да»!
— Дженни, милая моя, та девушка действительно могла быть красивее тебя, а мужчины не слепые!
— Охотно верю, но все равно некоторые вещи говорить нельзя.
— Да, дорогая, ты права. Если мужчина действительно влюблен, он относится к женщине с пониманием и тактом. Если же нет…
— Не знаю, почему ты так уверена, что Гордон не любит меня, — медленно проговорила Дженни. — Потом он пытался сгладить свой промах, но я решила проучить его, кокетничая с Патриком.
— А тебе не кажется, что это несправедливо по отношению к Патрику? Ты нравишься ему.
— Уверена, Патрик простит мне эту маленькую игру… Он все понимает. Вот только… — тень тревоги пробежала по лицу Дженни, и она продолжила: — Вот только я совсем не ожидала, что Гордон не обратит на это внимания. Я не знаю, как мне быть, Бриджи. Кто должен сделать первый шаг к примирению, он или я?
— В данном случае — он, я полагаю… — ответила Бриджит, отлично понимая, что ждать этого Дженни придется долго.
Дженни словно прочитала ее мысли:
— По-твоему, он может его и не сделать?
— В таком случае ты убедишься в том, что серьезных намерений у него не было… — уклончиво ответила Бриджит, не желая вдаваться в подробности. — Кофе уже готов, дорогая. Пойдем к гостям.
— Но тебе ведь и не хочется, чтобы они у него были? — настаивала Дженни.
Их глаза встретились.
— Нет. Не хочется, — честно сказала Бриджит, и Дженни грустно кивнула в ответ.
— Я знаю, — сказала она. — Может, ты и права… Ладно, пойдем.
Когда они вернулись в гостиную, гости оживленно обсуждали ирландскую поэзию.
— …Кого ты читала тогда? — спрашивал Теру Дайон. — Йейтса? [3]
— Да, «Странствия Ойсина». Потом, Синга [4]…
— Нет, до этого?
— Постой, дай вспомнить… А, Томаса Мура [5], «Она далеко»?
— Нет, «Свет дней иных».
— Да, верно… «Меня влечет ночной покой…» Это?
Дайон кивнул:
— Да, продолжай. Тера наморщила лоб, вспоминая слова, затем распевно зазвучал ее мелодичный голос:
Она беспомощно посмотрела на Дайона:
— Забыла. Как там дальше?
— Постой, у меня есть старая книга баллад, она пропутешествовала со стариком Вильямом, дядей Бриджит, по всему миру, а потом он подарил ее мне. Это настоящее сокровище. Ты прочтешь нам еще что-нибудь из Мура по ней?
— Да, если хочешь.
Дайон вышел, а остальные принялись за кофе.
Дайон вернулся с книгой в руках и остановился посреди комнаты, переворачивая страницы:
— Так… «Малыш-менестрель», «Поверь мне», «Ветер в камышах»… а, вот! — Он протянул открытую книгу Тере, но, поворачиваясь, столкнулся с Гордоном Трентом, который направлялся к Патрику, чтобы дать ему прикурить.
— Простите, — одновременно сказали оба; книга выскользнула из рук Дайона, и к ногам Трента лег столь хорошо знакомый Бриджит желтоватый листок. Он наклонился, чтобы поднять его. Бриджит была уверена, что Трент достаточно воспитан и вернет письмо, не заглянув в него, однако он с любопытством повертел листок в руках, затем быстро взглянул на Теру, и его губы сложились в ту самую чисто мужскую, слегка пренебрежительную усмешку, которую Бриджит так ненавидела.
— Вот это да! — вскричал он. — Слушайте все! Итак…
Бриджит с тревогой взглянула на Дайона увидела, что в его глазах закипает гнев. «Слава Богу, — подумала она, — что там больше ни чего нет!», однако после едва заметной паузы Трент продолжал: