Милый Ханс, дорогой Пётр

А потом он Белошейкиных на дороге догнал, всадник этот. Сначала в сумерках, на фоне бледного неба увидели силуэт в бурке… или померещилось? Но когда “Казбек” вдруг заглянул в автобус в раскрытое окно и Лариса с криком отпрянула, заметив совсем близко свирепое лицо, сомнений уже не было, только радостный какой-то ужас: один мальчик смеялся, другой рыдал, а тесть на этот раз не нашел, как выразить свои чувства, лишь беззвучно раскрывал рот. Кикоть то прибавлял газу, то опять замедлял ход, давая всаднику нагнать автобус, при этом дергался, вертел головой, изображая панику… Автобус мчался по разбитой темной дороге, “Казбек” скакал, и Валерий, довольный, прижимал к себе жену: удалась встреча! Потом сказал:

– Ты про дружка еще одного спрашивала? Про третьего? А вот это он и есть, на коне, хочешь верь, а хочешь – нет.

Только вошли в дом, чемоданы еще не внесли, Лариса даже и осмотреться как следует не успела, а со двора уже доносилось ржание, и вот он ворвался, влетел за ними следом, всадник этот, хорошо хоть не на коне, пеший… Скинул на пороге свою бурку, оставшись в казачьем мундире, и, прищелкнув каблуками, встал перед Ларисой на колено:

– С прибытием, Лариса Алексеевна!

Он держал ее руки, не очень привычные к поцелуям, в своих, не отпускал, серьезный и строгий. Кикоть с Валерием со смеху покатывались, наблюдая спектакль. Оробевшая Лариса тоже заулыбалась, даже всхлипнула растроганно…

– Только с каких таких пор казаки в черкесских бурках разъезжают? – спросил въедливый тесть. – Если ты Казбек, так не казак, а если казак, то ты, малый, точно дурак!

– Только старые пердуны вахмистрам не указ! – отозвался холодно всадник и, не выходя из роли, схватился за рукоять плети.

– Только ус у вас отклеился, ваше благородие, – заметил между прочим Валерий.

Гость замер ошарашенно, потрогал топорщившийся неловко ус… Да, срезал его Валерий в высокой точке парения!.. На лице всадника была боль, он улыбнулся беспомощно:

– Ё-моё, все на одного навалились, прямо куча-мала!

Он содрал усы, снял с головы папаху, и Лариса радостно всплеснула руками:

– Так я вас тоже знаю, вы к нам телевизор приходили ремонтировать! Приходили?

– Телевизор “Темп”, трубку я вам менял, – не отрицал всадник.

– А вот и нет, ошибочка! Телевизор “Рубин”!

– У нас тогда еще “Темп” был, – подтвердил тесть. – Приходил, помню, мастер-ломастер.

Всадника звали Андрей Подобед. Какая разница, кем он был раньше… И кем они были, его друзья, Кикоть с Валерием. Жили они теперь, видно, по иным законам, среди которых закон дружбы был едва не главным. И, забыв о спектакле, всадник шагнул к друзьям:

– А чего это мы не здороваемся, я не понял?

И Кикоть уже раскрыл навстречу ему объятия:

– Ну, иди, иди сюда, твое благородие! Куда запропастился?

– Да здесь я, Фидель, вот он я, куда денусь!

С Валерием, правда, заминка вышла. Без охоты он к гостю приблизился, вроде поневоле, не спеша распахивать объятия.

– Ну-ка, милые! – Кикоть, недолго думая, схватил обоих, свел вместе руками-рычагами, прижал лбами, так что уже им и деваться было некуда.

– Ё-моё, Валерка, ты чего? Зла не держи! – сказал Подобед.

– Ладно! – отозвался Валерий. – И ты прости меня, если что!

Было что-то между ними только им известное, но они уже стояли втроем, это главное. Мужчины за тридцать, но еще не к сорока. И Валерий тоже, забыв об обидах, тыкался подбородком в плечо Подобеда, в погон со звездами.

А всаднику все было мало.

– Качканар! – рявкнул он вдруг, и конь со двора привычно отозвался, заржал.

А Лариса, пока муж тискался с дружками, ушла в дом, по комнатам ходила, осматривалась. Дом небольшой, обстановка скромная, но все вроде обжитое, когда только ее Валерик успел? В одной из комнат Лариса нашла своих мальчиков, они там спали, сраженные наповал усталостью. Посапывали на двух детских диванчиках. Уже и диванчики им приготовил заботливый отец… Но что поразило Ларису, так это игрушки на коврике между диванчиками. Хотя что же в них особенного, в игрушках в детской комнате?

Заглянула на кухню. Посуда, чашки да ложки. Буфет, сервиз за стеклом. В другой комнате Лариса увидела широкую тахту, застланное покрывалом семейное ложе. Зеркало тут было, трюмо, там даже мелочь разная – пудреница, расчески… А в шкафу платья висели на вешалках!

Валерий как раз в комнату вошел, встал за спиной жены со скромной улыбкой… И она прошептала:

– Сказка… Это чье все?

– Так если я дом со всеми потрохами купил… Жили люди, уехали… Чье же это все? – спросил Валерий.

– Наше?

– И ведь по дешевке.

– Ну, купец! А что за люди-то, кто?

– А я почем знаю, я их в глаза не видел.

– А что ж они вещи-то свои побросали?

– Не знаю, говорю. Торопились, значит, очень, – пожал плечами Валерий и повалил Ларису на тахту.

Они повозились, легли рядом, прислушиваясь к голосам с веранды, там веселье набирало обороты, уже и кричал кто-то, не иначе всадник… Тут ударили стенные часы, Лариса вздрогнула:

– Это что?

– Да часы бьют, не бойся.

– У них тоже двое пацанов было, как у нас.

– У кого?

– Да у этих людей.

– Наверно. Тоже пацаны или девчата.