Mille regrets (ЛП)

Впрочем, она скорее выставлена, чем поставлена: «Виола Нептуна» отнюдь не предназначена для боевых действий, ей полагается встречать врага высокомерным миганием, которое должно свидетельствовать о ее безусловном превосходстве. Она ведет себя как необычный и дерзкий маяк, поворачиваясь по воле ветра то носом, то кормой, вытягивая в пространство попеременно то позолоченный рог нарвала, то кормовую рубку, которая держится на четырех исполинских опорах.

Это боевой петух, ощетинивший свой загривок, на котором вставшие дыбом перья окрашены всеми цветами Карла – милостью Божией неизменно великого императора римлян; короля Германии и Иерусалима; короля Кастилии, Леона, Арагона, Наварры, Неаполя, Сицилии, Майорки, Сардинии; маркиза Священной Империи и графа Габсбургского, Тирольского, Штайерского и Каринтийского; эрцгерцога Австрийского и сеньора Славонских Пределов; герцога Бургундского, Брабантского, Лимбургского, Люксембургского; графа Фландрского и д'Артуа; пфальцграфа Геннегау, Голландии, Зеландии и Намюра; сеньора Фрисландского и Мехеленского; властителя городов, селений и земель Утрехта, Гента, Брюгге и Антверпена; господина многих территорий в Азии и в Африке, и с недавнего времени в Мексике и Перу. Короче – всеми цветами императора Карла V Квинта, или короля Карла I, как называют его испанские подданные, которые, как и их писари, нередко запутываются в этой веренице титулов, способной растянуться по периметру всей карты империи.

Этому чрезмерно перегруженному властелину всех известных, как и пока еще не известных, земель «Виола Нептуна» служит маяком на своем посту – по всей длине санитарного кордона, вдоль которого многочисленные суда перемещают с берегов Испании к берегам Северной Африки морисков, евреев, марранов и представителей прочих народностей, которых мы-не-хотим-больше-видеть-в Испании-стране-чистой-крови. Остается лишь сожалеть, что эта парадная галера, значительно менее маневренная, чем какая-нибудь каравелла, оказалась вдали от берегов, в столь не подходящем для нее месте. И ничего не поделаешь, если первый же мощный порыв ветра опрокинет ее и отправит на дно. Но «Виола» стоит здесь, на своем посту, одинокая, надменная, презирающая любые капризы погоды, как чудо, застывшее посреди бескрайней водной пустыни и предназначенное исключительно для того, чтобы другие корабли – блюстители расовой гигиены – не сбились с пути.

Ее целомудренная неподвижность показывает всем желающим, а также вовсе не желающим это знать, кто в действительности здесь хозяин, а посему волен делать все, что мне вздумается, а как бы вы хотели!… По крайней мере, таково положение вещей в этой части огромного Средиземного моря – в западном его фарватере, через который Атлантика несет свои свежие потоки в небесно-голубую купальню греков, латинян и финикийцев. В данный же момент мягкая прохлада этой гигантской соленой лужи заливает восторгом кучку избранных каторжников, которые освежаются в ней, производя шум целой колонии уток, усевшихся на болото.

Разумеется, оказаться на их месте хотели бы все каторжные команды, какие только существуют на территориях, подвластных вышепоименованному властелину. Но в утробу «Виолы» допускаются исключительно выдающиеся смутьяны. По чрезвычайно строгой иерархической шкале, принятой среди бандитов и портовой швали, ничто так не возвышает их человека, как принадлежность к Балеарским водам. Исключением, пожалуй, считаются венецианские галеры, где каторжников так отменно кормят, что многие готовы совершить убийство только ради того, чтобы на них попасть. Впрочем, также и на папские, заполненные беглыми каторжниками и содомитами, переутомленными чрезмерным сладострастием кардиналов или надорвавшимися в трудах на алтаре Венеры при понтификах, чаще необузданно похотливых, чем целомудренных и святых. Ибо в Риме всем известен обычай прятать фаворитов скончавшегося Папы на галерах «святого Петра»[7], по крайней мере, на время, достаточное для того, чтобы о них забыли. Но учитывая скорость, с какой один «Святой Петр» сменяет другого, не без помощи ядов, приговор никогда не превышает пяти лет, после которых упрятанный на галеры фаворит объявляется свободным человеком…

– Да, но они не имеют права купаться, – уточняет Франческо делла Ровере, перевернувшись на спину.

– И с них никогда не снимают кандалы! – добавляет его брат Гульермо.

– О, поистине ничто не сравнится с каторгой на нашей «Виоле»! – откашливаясь, подытоживает Алькандр, наглотавшийся воды.

Эти три итальянца были отданы в Испанию агентами папского престола в обмен на шестерых иудеев из Толедо.

– Ничто, кроме каторги на судах турецкого султана, – объявляет Гаратафас, тоскующий по роскоши Константинополя.