Mille regrets (ЛП)

Скука – вот главный неприятель императорской галеры. Уже две недели подряд этот участок Средиземного моря глаже сковородки для поджаривания каштанов. «Виола» дрейфует в нем, покинутая почти всеми, в том числе и каторжниками, которые, чуть не дрожа от восторга, плещутся возле ее бортов. Они поднимают снопы брызг и, как девчонки, ошалевшие от купанья, играют в Попробуй-утопи, У брата Жака толстый посошок и в прочие игры, типа Юнге Жану приснилась прелестная дурочка.

В блаженной дремоте дон Альваро улавливает поднимающийся к нему шум голосов его дражайших галерников. Он узнает глубокий бас Гаратафаса, мускулистого турка, которого на галерном рынке в Генуе он выменял на пару припадочных берберов, захваченных в Бугии во время набега.

Его веки вздрагивают при звуке более высокого голоса Дамиана Лефевра – торговца библиями из Антверпена. Дон Альваро вытащил его из севильских подвалов инквизиции и теперь пользуется его бесценными услугами. Этот ученый фламандец лучше всех на борту владеет искусством пера и пергамента.

При звуке слишком узнаваемого фальцета Николь Гомбера – еще одного северянина среди каторжников-гребцов, прежде служившего певчим во фламандской капелле Карла V (Квинта[1]) и осужденного на галеры за содомский грех, – лицо спящего капитана искажает гримаса.

«Любопытно, почему у этого чудака женское имя, – думает дон Альваро. – Скорее ему подошло бы зваться Николасом, но арсенальные писцы внесли его в список под именем Николь. Между тем, его как будто совершенно не беспокоит, что к нему так обращаются. Странно».

Еще больше раздражают капитана гнусавые и резкие голоса иудея из Валенсии Мигеля Родригеса, упорно не поддающегося обращению, и его единоверца и собрата по несчастью Самуэля Вивеса. Эти ведут нескончаемые споры о Псалмах и Второзаконии[2]. Здесь и два ренегата с Сардинии, прежде служившие в османском флоте и взятые в плен при осаде Туниса. И трое бывших госпитальеров-иоаннитов с Родоса, отправленных на галеры за торговлю церковными ценностями и демонстративное многоженство с вдовами острова Корфу. Имеются также два итальянских аристократа – побочные отпрыски знаменитой генуэзской фамилии делла Ровере, одинаково способной порождать как высоко добродетельных пап, так и порочных мерзавцев, наподобие вот этих, попавших сюда. Они были схвачены в Орвьето в момент совершения насилия над собственной кузиной.

Осталось упомянуть Алькандра, истеричного извращенца из Болоньи, наложника феррарского кардинала Ипполита. Однажды вечером Алькандр, обидевшись на своего хозяина, с досады справил малую нужду на его любимого «Святого Себастьяна» кисти знаменитого Мантеньи. За что Ипполит и продал его на галеры. Что-то похожее, вероятно, случилось и с его приятелем Содимо ди Козимо, художником из мастерской Россо Фьорентино: завистливое тщеславие Бенвенуто Челлини принесло его в жертву Священному Трибуналу[3].

– Не повезло им, конечно, но зато какое превосходное общество подобралось…– бормочет дон Альваро и проч., почти не просыпаясь.

Эта публика и в самом деле далека от обычного сброда с галер Средиземного моря. Потому что «Виола Нептуна» тоже не совсем обычный корабль. Все осужденные на галеры каторжники, сколько их найдется между Неаполем и Барселоной, бились за величайшую честь взяться за его весла, соглашаясь даже на двойные кандалы на ногах, хотя их применение на «Виоле» было чисто формальным. Обязательным оно становилось, только когда на горизонте появлялся штандарт береговой охраны от малопочтенной Святой Эрмандады. Это сборище назойливых приставал вечно выискивает следы малейших нарушений в армии его католического величества – от дыр на штанах офицеров до случайного изменения предписанного порядка чтения Gloria[4]раньше Credo[5], а не наоборот. Обратный порядок чтения рассматривается как ересь и наказывается вырыванием нескольких ногтей и другими пыточными нежностями в глубине иберийских застенков.

Но сейчас не может быть и речи о чиновниках инквизиции. «Виола Нептуна», изукрашенная, как ярмарочный кит, и вся сверкающая и звенящая гербовыми щитами, которые покачиваются на ее бортах от малейшего волнения, дремлет на воде, подобная фазану в ожидании подруги. Под дуновением обессиленного бриза расправляют свои роскошные крылья ее кроваво-красные с золотом паруса, ее черные бархатные флажки между двумя «геркулесовыми столбами», с вытесненным на них Plus оultre[6] – старинным девизом Священной римской империи германской нации, драгоценным достоянием которой является эта галера.

Она поставлена здесь, прекрасная, одинокая и горделивая, между ультрамариновой пустыней и бесконечно чистой лазурью, и защищена хоругвями Святых Николая, Иоанна и Христофора, не считая Святой Троицы и Девы Марии.