В сентябре 1910 года управляющим Министерством народного просвещения, а в феврале 1911-го министром был назначен Лев Аристидович Кассо. Считая, что высшие учебные заведения создают благоприятную почву для студенческих беспорядков, Кассо в 1911 году утвердил новый университетский устав, по которому восстанавливалось давно отмененное назначение профессоров министерством, сворачивались права органов университетского самоуправления, усиливался надзор за студентами. Эти меры вызвали уход из университетов многих либеральных профессоров. В 1911 году в Московском университете произошли студенческие волнения, которые были жестоко подавлены по распоряжению министра. В знак протеста против расправы над студентами ректор университета А. А. Мануйлов и проректоры П. А. Минаков и М. А. Мензбир подали заявления об отставке. Вслед за ними университет покинули многие профессора, в том числе К. А. Тимирязев, В. И. Вернадский, П. Н. Лебедев, Н. А. Умов. Расправившись с Московским университетом, Кассо принялся за другие высшие учебные заведения: увольнял неблагонадежных преподавателей, заменяя их своими ставленниками, запрещал студенческие собрания, принимал беспощадные меры против оппозиционного студенчества, вплоть до исключения в 1912 году всех слушательниц Московского женского медицинского института (более 1500 человек), в результате чего институт был закрыт.
Милюков в выступлениях не раз упоминал реакционные меры Кассо, критиковал репрессии против студентов. Но все эти выступления не имели той страстности и решительности, какой были наполнены речи по другим вопросам. Представляется, что в студенческих волнениях лидер кадетов видел серьезную угрозу власти, опасался, что за студентами могут пойти рабочие.
Социал-демократы и эсеры, в некоторых случаях идя на контакт с руководителем кадетской фракции, в то же время остро и подчас едко критиковали его уклончивую компромиссную позицию. Особенно острым на язык был великолепный журналист и мастер хлесткого слова Лев Давидович Троцкий. В 1912 году, в разгар репрессий против студентов и профессоров, совпавших с кампанией по выборам в Четвертую Государственную думу, Троцкий написал статью, которую назвал единственным словом «Милюков». Она была опубликована в двух номерах социал-демократической газеты «Луч» — печатном органе той части меньшевиков, которая выступала за максимальное расширение легальной деятельности (большевики называли их «ликвидаторами»){448}.
Статья открывалась довольно ярким образом, который, по замыслу автора, должен был крайне отрицательно характеризовать персонажа, но на самом деле отражал реальный облик лидера оппозиционного политического центра: «В одном из сатирических журналов 1906 г. карикатурист дал портрет г. Милюкова. Хитро прищуренный глаз, самодовольная улыбка превосходства и уверенно прижатый к груди портфель лидера кадетской партии или просто портфель редактора «Речи» — не сказано. Но на вид портфель хороший, солидного качества и вместительный. Похож ли Милюков на свой портрет, не знаю, но думаю, что следовало бы ему быть похожим. Просвещенная ограниченность и обывательское лукавство, поднявшееся на высоты политической «мудрости» — эти черты как нельзя более к лицу лидеру кадетской партии». Если не обращать внимания на издевательские публицистические обороты, которыми изобиловала статья, бросается в глаза признание устойчивости Милюкова и его партии, причем, по признанию автора, «трудно даже решить, кто тут кому больше обязан: он ли партии или партия ему».
Этой-то устойчивости — иными словами, верности своей политической позиции — и была посвящена, по существу, вся статья, в которой автор стремился дать прежде всего классовую, «буржуазную», характеристику Милюкова. Павел Николаевич действительно был «буржуазным интеллигентом» в том смысле, что отнюдь не помышлял о выходе России за пределы рыночных и частнособственнических отношений, что особенно возмущало его критика. Троцкий с негодованием отвергал органическое презрение Милюкова к «утопии» (имелось в виду социалистическое будущее, о котором Троцкий мечтал, но не мог прямо его назвать в легальной, подцензурной газете).
Чувствуется, что автор статьи внимательно следил за думской и внедумской деятельностью Милюкова, особенно за теми его речами, в которых отвергались социалистические идеи. Были процитированы две из них: «В Европе рабочие перестали уже верить, что сами они активными выступлениями добьются чего-нибудь»; «Идея диктатуры пролетариата — ведь это идея чисто детская, и серьезно ни один человек в Европе ее не будет поддерживать», — причем обе цитаты были выдернуты из контекста. Первая выдержка относилась не ко всем выступлениям рабочих, а только к «активным», под которыми подразумевались действия, направленные на ликвидацию существовавшего строя; вторая — к оценке идеи диктатуры пролетариата как намерения серьезного, но весьма опасного для общества, за которым, по мнению автора, скрывалось желание установить террористический режим.