Троцкий гневно обвинял Милюкова в стремлении найти общий язык с октябристами (как мы видели, кадеты действительно были готовы сотрудничать с ними по ряду вопросов) и Столыпиным, причем игнорировал острую критику и самим Милюковым, и членами его партии Столыпинской аграрной реформы и других мероприятий правительства. Зато живописалась вышеупомянутая сцена осуждения Павлом Николаевичем чрезмерно острого высказывания его однопартийца Родичева о «столыпинских галстуках».
Троцкому была ненавистна умеренность Милюкова, проявившаяся во время избирательной кампании. Весьма показательно, что единственным вопросом, по которому автор высказал подобие похвалы, было отношение Павла Николаевича к репрессиям против студенчества — здесь уж социал-демократ никак не мог, при всём своем враждебном настрое, отрицать, что руководитель кадетов осуждал политику Кассо (хотя, как мы отметили, как раз по этому вопросу Милюков был особенно сдержан). «Спорит с министрами, иногда недурно спорит, и пишет статьи, в которых обстоятельно доказывает, что г. Кассо лишен истинного государственного смысла», — сквозь зубы констатировал Троцкий.
И сам факт появления этой статьи, и ее содержание свидетельствовали о влиянии Милюкова. Социал-демократы видели в кадетах и их лидере столь же серьезного противника, как и официальные власти.
Разумеется, видный политик принял участие в очередной предвыборной кампании, выступал перед столичными избирателями, обосновывая те главные установки, за которые его фракция вела борьбу в Третьей Государственной думе, завершившей работу 8 июня 1912 года. Созыв новой Думы был назначен на 15 ноября.
Нельзя, однако, сказать, что участие в предвыборной кампании было главным занятием Милюкова в эти месяцы. Ему пришлось буквально разрываться между агитационными выступлениями и последними поездками на Балканский полуостров, с которым он уже два десятилетия был связан особыми личными и общественными интересами. Теперь там разворачивались исключительно важные события, ставшие непосредственным предвестием Первой мировой войны.
«Четвертая Государственная дума, — писал А. Ф. Керенский, — начинала свою работу, когда Европа была уже под знаком войны. Зарницы приближающейся грозы всё чаще вспыхивали то там, то здесь»{449}. Особо явственно эти зарницы видны были на Балканах.
Начавшаяся осенью 1911 года в Африке война между Италией и Турцией за Триполитанию продемонстрировала слабость Османской империи. В этих условиях в Болгарии стали резко усиливаться воинственные настроения за освобождение от турецкого господства территорий Македонии и Фракии. В декабре 1911 года, а затем в июне 1912-го группы членов Внутренней македоно-одринской[8] революционной организации (ВМОРО), добивавшейся воссоединения Македонии и Фракии с Болгарией или, в крайнем случае, их автономии как промежуточного этапа, организовали взрывы «адских машин», от которых пострадали несколько турок (османская пропаганда преувеличила число жертв в сотни раз). В ответ последовала резня болгарского населения Македонии, особенно городов Штипа и Кочани. Все болгарские политические силы проявили невиданную солидарность, признав необходимость освобождения Македонии и Фракии. Правда, левые — две социал-демократические партии и Болгарский земледельческий народный союз — заявляли о необходимости мирного решения проблемы, что было нереально; остальные же политические партии и организации, царь Фердинанд и правительство охотно шли навстречу войне. Претензии к Турции были и у других балканских государств.
Весной 1912 года в результате долгих и трудных переговоров, циничного торга, закулисных махинаций, вмешательства великих держав и подписания нескольких договоров сформировался Балканский союз Болгарии, Сербии и Греции, к которому в сентябре присоединилась Черногория. Соглашаясь на словах с необходимостью автономии Македонии, правительства Сербии и Греции на самом деле добивались присоединения к своим государствам ее частей (а Греция — еще и значительной части Фракии). Балканский союз был результатом крайне неустойчивого компромисса при недовольстве всех его участников и взаимных негласных территориальных претензиях (удивительно, но ВМОРО, активно поддержавшая Балканский союз, наивно рассчитывала, что Греция и Сербия не будут претендовать на македонские территории){450}.
Балканский узел противоречий был завязан так, что распутать его было почти невозможно, а разрубить могла в любой момент каждая из сторон, причем скорее всего с кровавыми последствиями.
5 (18) октября 1912 года между Балканским союзом и Османской империей началась война.