Микеланджело. Жизнь гения

Судя по тону, Микеланджело находился на грани нервного срыва; защищаясь от подобных нападок, заметил он, он обречен обезуметь или сделаться одержимым, «pazzo». Пожалуй, это письмо свидетельствует, что Микеланджело начинала овладевать мания преследования. Он утверждал, что никогда не прибегал ни к какому мошенничеству: «[Я] не вор и не ростовщик, но флорентинский гражданин благородного происхождения и сын порядочного человека»[1317]. Соблазнительно предположить, что паническая атака Микеланджело была вызвана бегством Окино; он наверняка знал, насколько оно повергло в трепет и взволновало Витторию Колонна[1318].

В конце концов он сдался и решил самостоятельно закончить «Жизнь Деятельную» и «Жизнь Созерцательную». Как он поведал Луиджи дель Риччо, он смирился с тем, что будет сидеть дома, пока не завершит статуи, поскольку в противном случае герцог Урбинский отказывался ставить свою подпись под контрактом. Ему это подходит «лучше, чем таскаться каждый день во Дворец»[1319] писать фрески. Таков был финал этого заказа, после многолетних страхов, гнева и нескончаемых переговоров.

В ноябре 1542 года Микеланджело снова приступил к росписям. За те тридцать пять лет, что прошли со времен создания героических и внешне прекрасных персонажей Сикстинской капеллы, его ви́дение человечества в корне изменилось. На фреске «Обращение Савла», первой из двух, выполненных для капеллы Паолина предположительно в 1542–1545 годах, люди предстают каким-то теснящимся стадом, сбившимся в кучу, робким и испуганным[1320]. Христос словно пикирует с небес наподобие некой ракеты, из его десницы исходят лучи золотистого света, а маленькая группа людей на пути в Дамаск разлетается в разные стороны, словно разметанная взрывом. На дыбы становится великолепный конь, последний в череде созданных Микеланджело героических образов животных, а свита Савла бросается врассыпную, зажимает уши, закрывает лицо или опрокидывается на землю, точно снесенная с ног божественным ветром. Самого будущего святого словно бы властно сбрасывает с коня длань Господня. Он распростерся на камнях, тщетно пытаясь прикрыть взор от ослепительного света откровения. Некоторые из ангелов, окружающих Христа, прекрасно и целомудренно наги, а значит, Микеланджело не вовсе отверг мысль, что телесная красота может отражать божественную благодать. Смертные же по большей части напоминают бесформенные комья земли, черты их грубы. Они обитают на каком-то невыразительном нагорье[1321], вдали виднеется игрушечный замок – Дамаск. В «Обращении Савла» нет ни следа той веры в человека и его божественную природу, на которой был основан весь замысел Сикстинской капеллы.

Обращение Савла. Капелла Паолина, Ватикан. 1542–1545

Высказывались предположения, что святому Павлу, ослепленному, низринутому наземь властью и могуществом Христа, Микеланджело придал собственные черты[1322]. Намеренно ли он написал автопортрет, или это был полуосознанный либо вовсе бессознательный выбор? Микеланджело и сам задумывался о том, что художник, почти не отдавая себе в этом отчета, может запечатлеть себя в своем творении; об этом свидетельствует, в частности, мадригал, сочиненный примерно в это время. Он открывается строками: «Как иногда ваяешь в твердом камне / В чужом обличье собственный портрет…»[1323]

* * *

После смерти Анджелини в 1540 году обязанности секретаря и управляющего делами Микеланджело взял на себя Луиджи дель Риччо. Подобно многим из римского окружения Микеланджело, он был банкиром по профессии – служил в римском отделении банка Строцци и Уливьери – и флорентийцем по рождению[1324]. Однако дель Риччо был не просто предприимчивым и успешным финансистом. Почти десять лет он выступал ближайшим советчиком Микеланджело, иногда брал на себя роль редактора, в частности готовил к печати сборник его стихов (этот замысел после смерти дель Риччо так и остался невоплощенным).[1325]

Круг общения Микеланджело, по-видимому, ограничивался почти исключительно дель Риччо и Донато Джаннотти. Так, 29 августа 1542 года, в День усекновения главы Иоанна Предтечи, дель Риччо пригласил его на ужин: «Если желаете доставить всем удовольствие, приходите сегодня вечером в банк поужинать с нами»[1326]. К сожалению, Микеланджело не сумел присоединиться к друзьям, поскольку дал всем домашним слугам выходной и никому не мог поручить передать письмо или проводить его по ночному Риму с фонарем: «Бедняк, вынужденный полагаться только на себя, часто поневоле нарушает правила вежливости»[1327].