«Армянские женщины, вы созданы не только для того, чтобы наряжаться, есть, пить и спать!.. А обязаны вы быть матерями и воспитывать в ваших детях свое же армянское, ибо мы живы нашими детьми, как наши предки живы нами».
Увещевал:
«Наша нация разрушена — ее надо восстановить. Она одурманена глубоким сном — ее надо разбудить… Но все труды и старания будут напрасными, если армянское ваше станет не как надеваемый и скидываемый кринолин, а как цвет вашей кожи, который ничто не способно стереть с вас».
И, наконец, восклицал с мольбой:
«О, если б слышен был вам мой голос, если б эти мои смешанные со слезами слова могли спасти хоть несколько жертв!.. Как бы я утешился тогда, а солнце надежды поднялось бы еще на пядь над горизонтом национального спасения!..»
Когда листаешь страницы «Записок», Микаэл Налбандян кажется трагической фигурой, которая все видит, понимает и осознает, но не имеет возможности что-либо предпринять.
Но это лишь на первый взгляд.
Потом, когда закрываешь «Записки» и, полуприкрыв глаза и погрузившись сам в себя, пытаешься увидеть этого не прожившего еще своего третьего десятка человека, который волновался, тревожился и горел от мысли, что его народ, сладко уснувший на вокзальной скамье, может вдруг прозевать поезд прогресса и остаться за бортом истории, — вот тогда-то и возникает второе впечатление о нем. И думаешь: это был исключительный человек, который никогда не строил воздушных замков, который охватывал сразу всю свою действительность, воспринимал и оценивал жизнь во всей ее сложности и глубине и который должен был стать добрым гением, чтобы спасти от исчезновения свой народ, «подобный капельке воды в огромном море».
Это был гений, и было у него лишь два предшественника, которые так же вели свой народ в будущее.
Месроп Маштоц, который дал армянам алфавит и тем самым право иметь
Мовсес Хоренаци, который, возвратив армянам их истинную историю, дал им биографию и
Третьим был он сам — Микаэл Налбандян, несущий армянам национальное и политическое сознание, без которого немыслимо
Но то, что он — третий, не ведал никто.
И только граф Эммануэль пророчески сказал однажды, что «имена воинов истины и их вождя яркими звездами будут сиять вечные времена перед глазами грядущих поколений армян, на горизонте современной им истории».
НЕРАВНАЯ БОРЬБА
Благо бы мы имели умных противников, но, увы, как армяне, мы покамест лишены этой чести.
Для тех, кто полюбил свободу, мир этот тесен и суров.
Форма записок, которую избрал Налбандян, чтобы ввести полемику и борьбу в удобное ему русло, действительно ускоряла ход событий, предупреждала многие вероятные возражения: еще не будучи высказанными, они уже получали ответ. И естественно, что в этих условиях враги «Юсисапайла» должны были перегруппировать, да и пополнить свои силы.
И к ополчившемуся против «Юсисапайла» еженедельнику «Мегу» присоединились газета Гукаса Палтазаряна «Аршалуйс Араратьян» — «Заря Араратская» и издаваемый за казенный счет «Масьяц ахавни» Габриэла Айвазовского.
Но все они выходили далеко от Москвы, где издавался «Юсисапайл»: в Тифлисе, Смирне и в Феодосии. Поэтому следовало ожидать, что противники поспешат наладить еще одно издание, уже непосредственно в Москве, где действовали Налбандян и Назарян.
Это дело взяли на себя Мсерян и его сын Зармайр. Уже одно название предполагавшегося журнала, не говоря даже о его эпиграфе, взятом из Книги Судей, свидетельствовало не столько о полемичности его, сколько о воинственно непримиримой позиции. «Не счастливее ли Ефрем добирал виноград, нежели Авиезер обирал?» — вот какой эпиграф был у этого журнала. А называться он должен был внушительно и длинно: «Чраках ардзак ев чапацо баниц Хин у Нор матенаграц» — «Добор из произведений прозы и поэзии Древних и Новых писателей».