Микаэл Налбандян

Богачи, прославляемые как «благодетели» и «патриоты», не жалели денег, чтобы показать свою силу, потешить самолюбие и в обманчивом порыве самоутверждения добиться суетной славы. Ничего странного в этом не было. Так было и так должно было быть до тех пор, пока духовные и нравственные ценности находились в резкой дисгармонии с количеством материальных благ.

Главная задача родителя заключается вовсе не в том, чтобы оставить своим детям большие богатства или блестящие титулы. Суть человеческого достоинства не в богатстве и титулах, которые суть преходящи. Наоборот, унаследованные богатства и титулы могут быстро довести до бесславного конца наследника, даром получившего все это, если только сызмала не утверждены в нем главнейшие нравственные ориентиры. Ну а нравственность невозможно утвердить без просвещения, без образования. Следовательно, истинное наследство, которое может оставить родитель детям, — это воспитание.

Но если родитель отдает своего сына в чужую школу, то это не может считаться верным. Потому что в чуждом окружении ребенок легко изменит свою натуру и свойства, как меняют их животные и растения, перенесенные в новые для пих и непривычные условия. Это предупреждение графа было вовсе не риторическим и беспочвенным. Лишь немногие из тех, кто получил образование и воспитание в чужих школах, уподобились пчелам, и собрали, и принесли в родной улей не яд, но мед. Ибо «мы, как люди, обязаны быть полезными человечеству, — писал граф. — А поскольку мы входим в общее человечество своей армянской человечностью, поскольку именно армянская человечность близка нам, постольку считаем своим долгом не быть небрежными к армянской нации и просвещению».

А «идея просветить нацию может осуществиться лишь тогда, когда, будучи основаны, также и сохранены будут истинно национальные школы, в которых будет слышна армянская речь и где ученикам на армянском будут прививаться светлые идеалы, — утверждал граф и, не обращая внимания на возможные ответные удары, добавлял: — Мы не считаем национальной ту школу, где приказано говорить по-русски, по-французски и лишь изредка по-армянски». А если школа будет отчуждать ребенка от своего армянского, то пусть лучше «дети остаются армянами-неучами, нежели неармянами-недоучками».

Говоря о нации и национальном, граф всегда имел в виду простой народ, а вовсе не ту «кучку, которая всплыла на поверхность нации на сундуке с серебром». По убеждению графа Эммануэля, только совокупность простого парода и образует машину нации, которую могли и обязаны были пустить в ход, направлять и вести только и только светлые личности.

Но машина нашей нации неисправна, заявлял граф.

Исправить ее, то есть весь простой народ, можно, только привив ей чувство сознания — национального и общественного. Но и тут дело оказывалось во все том же заколдованном кругу, ибо национальное самосознание также зависело от просвещения и образования.

В поисках ответов на эти казавшиеся неразрешимыми вопросы граф Эммануэль оказался не одинок. Неожиданно появилось повое армянское издание, направление и содержание которого удивительным образом совпадало с деятельностью Налбандяна. И граф Эммануэль немедленно отметил в своих «Записках»:

«Слышал, что в Париже издается новая национальная газета или журнал под названием «Аревмутк» — «Запад» и что в Москве, а может, и по всей России агентом этого издания будет считаться г. Налбандянц… Один из издателей, г. Воскан, обладает несомненным поэтическим дарованием».

Познакомившись с первыми же тетрадками «Аревмутка», Налбандян сразу угадал в Степане Воскане духовного брата и заодно нашел еще один ответ на вопрос об исправлении «машины нации».

В «Аревмутке» Степан Воскан, говоря об исконных добродетелях армянской семьи, бил тревогу, ибо низменная армянская действительность грозила осквернить их.