Читаем Микаэл Налбандян полностью

К несчастью, в качестве критиков до этого подвизались люди малосведущие, едва ли поднявшиеся выше школьного уровня. Мышление этих людей, «кое-как выучившихся вкривь и вкось лепить несколько слов», но считавших себя безоговорочными авторитетами, было на редкость узким и устаревшим.

Уверенный, что его противники обязательно будут возражать ему, Налбандян сразу же предупреждал их, что не приемлет той точки зрения, будто литературой является все написанное, даже то, что не связано с душой народа, «в чем, как в зеркале, не видна жизнь нации, ее самые тонкие штрихи». Но вместо того чтобы начать с Налбандяном дискуссию, «эти армянские критики, чувствующие себя корифеями», избрали иной, странный, если не сказать аморальный способ возражения.

Этот способ заключался в посылании влиятельным армянам, а затем и официальным властям обвинительных петиций и жалоб. И вполне естественно, что подобный образ действий они считали единственно для себя возможным, чтобы избавиться от нападок «разбойника Налбандяна».

Если б дело отрапичивалось одними жалобами… Но история сохранила также множество доносов и клеветнических писем, преследующих лишь одну цель — уничтожить Микаэла.

…Первое обвинительное письмо было отправлено Хачатуру Лазаряну. «Критик», о котором более чем пр) — врачно намекнул в своей статье Налбандян, жаловался, что его порочат, «не признают его заслуг» и что этот пресловутый «заблудший армянский схоласт, кое-как выучившийся вкривь и вкось лепить несколько слов», — сам автор статьи Налбандян, и никто другой.

Потом выяснилось, что многим не понравилась оценка Налбандяна книги Степаноса Назаряна «Журнал новой армянской речи». «Под его пером наш народный язык получит права гражданства и приблизится к своей цели — стать совершенным средством для воспитания народа, — убежденно писал Налбандян. — Нация с любовью примет книгу, которую автор посвятил воспитанию сынов своего народа».

Едва успела дойти до Тифлиса первая тетрадка «Юсисапайла», как еженедельник «Мегу Айастани», о котором, если помните, Степанос Назарян сказал: «Дай бог, чтобы тифлисцы были к нему добрее, чем ко мне», поспешил выступить как против Назаряна, так и против Налбандяна.

Кстати, по характеру своих обвинений и общему уровню клеветы опубликованная на страницах еженедельника статья ничем не уступала отправленному Лазаряну письму.

Мандинян, автор статьи, прежде всего счел необходимым напомнить о том, «сколько укоров, сколько оскорблений, сколько хулы возводил на Армянскую нацию» Степанос Назарян в своих предыдущих трудах. И далее он перешел на тот самый стиль, который характерен, пожалуй, для всех критиков всех времен, считавших, что они и только они являются альфой и омегой филологии.

«До сих пор нация молчала, — заявляет Мандинян, — ожидая, что Назарян, может быть, осознает свои наветы, однако он каждый день добавляет к ним новые и нашел себе в — помощники некоего Налбандяна. И стали они неосторожными словами поносить нацию, причем не только людей невежественных, но и ученых, желая лишь самим быть новыми просветителями народа и распространять новый язык, новое учение».

Сведя таким образом счеты с редактором и сотрудником журнала, следовало, разумеется, опорочить и сам журнал.

«Юсисапайл», — заканчивает свою статью Мандинян, — есть скука уму, огорчение сердцу, слово хулительное нации и амбар самодовольства».

«Такие вот дела!..» — сказал бы, пожалуй, Назарян, прочитав пасквиль тифлисского еженедельника. А Налбандян мог бы подумать, наверное, что все их усилия напрасны. Критика у армян считалась поношением и должна была оставаться таковой, пока существовали ложный патриотизм и провинциализм, ничего еще не сделавший для народа, но уже пораженный манией исключительности и непогрешимости безудержный эгоизм. Тот же «Мегу Айастани» через несколько месяцев опубликовал очередное разгромное письмо, подписанное «Ваган Арамян», однако нетрудно было догадаться, что под этим псевдонимом скрывались Мсеряны.

Затем в нескольких следующих номерах печаталась статья под названием «Господин Степанос Назарян и его литературные заслуги». Не в состоянии ответить по существу или хотя бы просто возразить против нашумевшей статьи Налбандяна, подобно брошенному камню всколыхнувшей их затхлое болото, «народолюбивые» его противники пытались построить свою позицию на душещипательных и сентиментально-чувственных аргументах, надеясь, что возбудят этим жалость наивного читателя, а следовательно, приобретут и его симпатии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии