Микаэл Налбандян

Весьма обеспокоенный, Маттеос Веапетян написал письмо Хачатуру Лазаряну. Слухи о Налбандяне не имеют под собой никакого основания, пытался уверить он, все это измышления врагов. А поскольку на молодого человека постоянно науськивают полицию, то он просит Лазаряна выдать ему свидетельство о том, что Микаэл был учителем в институте. В случае повторного ареста Микаэл с помощью этого свидетельства получил бы возможность защитить себя.

«Господин управитель института, — писал Маттеос Веапетян, — побежден враждебными словами недругов Налбандяна, восстановлен против него и не желает возвращать ему его прежнюю должность в институте… Не желает этого и сам Налбандян. И я со своей стороны уже одобрил решение Налбандяна: он поступает на медицинский факультет Московского университета».

…«Судьба предопределила мне поселиться на севере, — через несколько лет напишет в своих «Записках» Налбандян. — Неприятности погоды, физическая немощь, непригодное жилище, уныние, прибавим сюда еще и тоскливое одиночество, — и можно увидеть, где и как я живу».

Однако у него не было повода жаловаться на свою судьбу, да, честно говоря, он и не жаловался. Потому что был одним из тех людей, для которых, как говорится, «melius non incipient, guam desinent»[19].

Он не выбирал легких дорог.

Как же тогда останавливаться на полпути?!

ВОЛЬНОСЛУШАТЕЛЬ

Надежда наша, однако, да будет при нас. То есть у всей нации нашей целой…Только в этом путь к спасению.

Микаэл Налбандян

Любите свободу, даже с ее неудобствами.

Александр Герцен

Вступительные экзамены в университет Микаэл Налбандян сдал неудачно.

Следующей неприятностью был приказ в семь дней освободить занимаемую им в институте комнату. Полковник Зеленой заявил, что Микаэл должен быть еще благодарен, что в течение восьми месяцев имел и даровое жалованье, и крышу над головой.

Лазаряны, однако, оказали ему последнюю услугу: по их ходатайству и просьбе университетское начальство разрешило Налбандяну присутствовать на лекциях медицинского факультета в качестве вольнослушателя.

И хотя положение вольнослушателя не совсем то, о чем мечтал Микаэл, однако он все-таки получил возможность жить в Москве и, во всяком случае, продолжать свое образование.

Почти десять лет спустя Микаэл Налбандян, безгранично тоскуя по этим дням, напишет в одном из своих писем другу студенческих лет: «Помнишь прошлое, когда в дружеском студенческом кругу просиживали мы целые ночи? Где теперь наши анатомо-патологические и физико-лечебные сборища, книги, тетради, беседы и, как непременный атрибут всего этого, — бутылки и стаканы?.. Верно сказал Шиллер: «Май жизни цветет лишь однажды». Для нас уже невозвратны эти счастливые дни, полные энергии и надежд».

В короткой и исполненной лишений жизни Налбандяна эти несколько лет учебы в университете были его по-истине лучшими и в какой-то степени даже беспечными годами. Несмотря даже на то, что средств к жизни он не имел и уповал на помощь родных, несмотря на физическое нездоровье и изощренные преследования врагов, Микаэл жил так, как хотел, стойко и без жалоб преодолевая все препятствия.

Студенческая пора в жизни человека является как бы вторым детством. И не случайно поэтому на закате лет человек всегда с нежностью вспоминает пору детства, когда он на каждом Шагу совершал открытия, познавал свое «я», а еще вспоминает студенческие годы, когда словно повторяется познание мира, но на сей раз уже общества, сферы общественной жизни и ее закономерностей, на которые некогда обнаруженное и осознанное тобой «я» может — а почему бы и нет? — оказать решительное воздействие.

Сколько уже лет прошло с тех пор, как он вместе со школьными друзьями придумывал всякие развлечения, шутил, или когда он мог уже в своих письмах домой с гордостью сообщать свой адрес: «Его благородию студенту Московского императорского университета Микаэлу Лазаревичу г-ну Налбандову, Столечниковом переулку в Доме г. Леве», — а он продолжал еще в какой-то степени оставаться все тем же ребенком, чьи остроумные, а порой и злые шутки часто переходили дозволенные границы. А если, не дай бог, сталкивался он с врагами, которых, как мы уже убедились, у него не убывало, то он никогда не упускал случая потешиться над ними, веселясь сам и веселя Друзей.

В памяти его московских друзей тех лет запечатлелась та смелая и остроумная шутка, которую Микаэл сыграл над магистром Меером Мсеряном.

Священник Мовсес Ллимханян, который не так давно высвободил Налбандяна из полиции, поручившись за него, жил прямо напротив дома Мсеряна. Выбрав вечер, когда в доме Мсеряна собралось множество гостей, Микаэл со своим другом Ананией Султаншахом, тоже студентом медицинского факультета, вырядились в узкие гимнастические рейтузы, длиннохвостые фраки и безобразные шляпы и постучались к Мсеряну, заявив, что пришли покупать образа.