Микаэл Налбандян

Ованес Лазарян — Нерсесу Аштаракеци.

12 февраля 1854 г.

«Если Налбандян действительно виноват, то справедливо будет наказать его, если же нет, то, честно говоря, беззаконно, милостивейший владыка, гнать его в Тифлис при нынешних морозах и тем давать повод для сплетен о нашем духовенстве. Напишите, прошу, городскому управлению Тифлиса, чтобы оно передало дело упомянутого Налбандяна в ведение Московского городского управления. Здесь рассмотрят преступления и деяния его, и если действительно подтвердятся обвинения, то тогда он, несомненно, понесет наказание и, может, будет отдан в солдатчину или отправлен в ссылку в Сибирь. Если же нет, святейший владыка, то отправку Налбандяна в Тифлис, согласно распоряжению его сиятельства, сделанному по вашей просьбе, — уверяю вас со всей сыновьей преданностью, — мы считаем противным законам и вышеупомянутому решению Синода, а просьбу о высылке — неподобающей для духовного пастыря народа армянского».

Это письмо Лазаряна глубоко оскорбило Нерсеса Аштаракеци, который в своем ответном послании не скрыл своего намерения обратиться прямо к Николаю Первому.

Оживленная переписка по поводу Налбандяна велась и между остальными его противниками.

Арутюн Халибян — Саргису Джалаляну.

26 мая 1854 г.

«Этот Микаэл Казарян, как говорят очевидцы, находится в городе Москве и разгуливает смело (только освобожден от должности), имея жилище и жалованье из великодуший. Но поскольку писали Вы раньше письма видным армянам в Москве, то, кажется мне, отнюдь не подобает Вам молчать, а надо снова написать им и узнать истинную причину подобной задержки с исполнением решения католикоса и местных властей, а также выяснить, почему наглец этот так уверен и спокоен».

Саргис Джалалян — Арутюну Халибяну.

26 мая 1854 г.

«Получил письмо Ваше… о том, что юноша тот никаких особых трудностей не испытал, о чем я тут же уведомил его святейшество… Негодяй этот объявил, что католикос за то его преследует, что он явился причиной брака Лазарянов».

«Видным армянам в Москве» все же удалось повлиять на Лазарянов, дав им понять, что не только нехорошо, но и просто опасно вопреки воле католикоса брать под покровительство ничего особенного собой не представляющего и дерзкого юношу. Тем более что он, будучи учителем, пишет насмешливые стишки на уважаемых людей и духовных лиц. Стишки эти распространяются среди воспитанников института и, по мнению полковника Зеленого, могут дать повод к бунту. И Лазаряны решили уступить «видным армянам» и директору института, ибо положение в самом деле осложнилось.

Микаэла Налбандяна освободили от должности, хотя до следующего учебного года он мог получать жалованье, жить в комнате института и питаться в столовой.

Это было, разумеется, меньшим из двух зол, и Микаэлу следовало воспользоваться своим относительно надежным положением. Такого же мнения был и Маттеос Веапетян. И он одобрил решение Микаэла поступить в будущем сентябре в Московский университет.

Однако врагам удалось учредить над Налбандяном полицейский надзор. А это было уже чревато всевозможными осложнениями, тем более что поговаривали уже о том, будто его собираются сослать в Сибирь.