«Тогда мы не поняли смысла сказанного им, — продолжает бывший ученик. — А у него не оказалось времени разъяснить нам, так как вскоре он вынужден был оставить институт».
В самом конце июля 1854 года, то есть через три с половиной месяца после вступления в должность в Лазаревском институте, московская полиция арестовала Микаэла Налбандяна, дабы в принудительном порядке препроводить его в распоряжение магистрата Нахичевана-на-Дону.
Весть об аресте учителя тут же стала известна всем в институте.
Степанос Назарян поспешил к своему старому другу, священнику Мовсесу Алимханяну, и они вдвоем отправились в полицейское управление. Налбандян там уже дал свои объяснения: во-первых, он не может отправиться в Нахичеван-на-Дону, поскольку болен, и, во-вторых, вовсе не обязан являться духовным властям, ибо он не духовное лицо. Степанос Назарян и священник Мовсес Алимханян явились очень кстати, так как они тут же подтвердили соответствующими документами, что Налбандян действительно болен и отнюдь не является священнослужителем. После этого полиция была вынуждена освободить Микаэла под поручительство этих почтенных и достойных людей.
А директор института полковник Зеленой, уведомив попечителей об аресте учителя, тут же поспешил успокоить их, заверив, что это ни в коем случае не компрометирует институт, поскольку Налбандян еще не был официально утвержден учителем. Воспользовавшись случаем, полковник напомнил также, что в свое время он имел честь доложить уважаемым попечителям о тех неблагоприятных слухах об этом учителе, которые дошли до него. Своими познаниями в армянском языке новый учитель мог быть действительно полезен, продолжал полковник, однако по своему характеру и нравственным качествам он не может быть воспитателем. Так что, убеждал полковник, не следует жалеть об исключении из института человека, который своими поступками и подозрительным поведением мог навредить столь почтенному заведению.
Однако попечители даже после этого случая не спешили отказывать Налбандяну в должности. Поняв их настроение, Меер Мсерян поспешил доложить в Нахичеван-на-Дону.
Меер Мсерян — Саргису Джалаляну.
Февраль.
«…Назарян, дав поручительство за Налбандяна, взял также ложное свидетельство у врача о болезни его, чем помешал исполнению приказа наместника Кавказа…
Желая непременно оставить сего негодяя учителем в институте, нашел он неведомо каким образом решение Синода об исключении его из духовного сословия…
И хотя то воля Делеанова — вновь назначить Налбандяна учителем в институте, — однако управитель не согласен, говоря: «не могу этого сделать, пока не вижу письменного согласия патриарха на это».
Посему остался сейчас Налбандян без дела и без должности и живет в одной из комнат института, получая ежемесячно жалованье».
Весть об аресте Налбандяна быстро распространилась и среди живущих в Москве армян. И хотя учитель дока-вал свою независимость от католикоса, тем не менее слухи о нем были не особенно благоприятными. Меер Мсерян возбуждал против него общественное мнение, говоря, что если Налбандян окажется безнаказанным и не будет изгнан из Москвы, то это покроет позором как Деланяна с Лазарянами, так и весь институт.
Ованес Лазарян не собирался уступать так легко, и это было вполне понятно. Поскольку Лазаряны оставались в натянутых отношениях с Нерсесом Аштаракеци из-за того брака дочерей Хачатура Лазаряна, то, защищая Налбандяна, они фактически выказывали свое пренебрежение к противной стороне. Однако при всем том следовало сохранять и кое-какие дипломатические отношения. Поэтому Ованес Лазарян решил разобраться в тех причинах, которые побудили католикоса обратиться к светским властям и потребовать, чтобы бывшего секретаря епархиальной консистории доставили к нему на суд. И хотя Ованес Лазарян старался быть по возможности дипломатичным, он все же не удержался от искушения уколоть Нерсеса Аштаракеци.