Летом 1930 года Виктор приехал в гости к брату в Кудымкар, посмотреть, как он живет и работает. …По дороге, когда они уже шли в густом темно-зеленом бору, Николай остановился. Посмотрел на свинцово-дымчатые тучи, которыми был затянут небосвод, и начал декламировать торжественно, с большим душевным накалом:
— «Лес был старый, и так густо переплелись его ветви, что сквозь них не видно было неба, и лучи солнца едва могли пробить себе дорогу до болот сквозь густую листву…»
Голос Николая то понижался (тогда было слышно, как неумолчно шумит бор), то звенел от волнения. Тронув брата за плечо, Николай пошел, на ходу рассказывая о гордом и смелом Данко. Братья обогнули небольшую, поросшую мхом и кочками болотину, пробрались сквозь чащобу…
Через некоторое время Николай остановился и, вскинув голову к небу, потрясая поднятыми вверх руками, горячо продолжал рассказ:
— «Что сделаю я для людей?! — сильнее грома крикнул Данко… — Голос Ники звонким эхом плеснулся по лесу…»
Вечером братья побывали в кинотеатре.
— Ты послушай, — сказал дома Николай, — я буду читать стихи. Наша ячейка готовит концерт самодеятельности, и я хотел бы лишний раз прорепетировать.
Он вышел на середину комнаты и начал декламировать стихи Маяковского «О советском паспорте», которые тогда пользовались большой популярностью. Получалось это у него очень выразительно.
Так и видится сцена, где, располагая к себе балерин Большого, элегантный парень из Зырянки читает им:
И дальше классический пассаж про широкие штанины. Я специально снова привел огромный отрывок из этой книжки, чтобы в очередной раз поразиться той неуклюжести и презрению к читателю, с которыми создается легенда о «легенде». Это так старший брат говорит с родным человеком? Это то, что младший брат запомнил из визита к старшему? Что-то человеческое могли бы вспомнить, что брат, что сестра? Нет. Помните, как он младшему братишке желает смерти вместо плена?
С сожалением вынужден признать, что так называемые воспоминания самых близких Кузнецову людей — не что иное, как набор лозунгов, банальностей и плохо придуманных историй.
Понятно, что нет смысла останавливаться на описании родственниками подвигов Кузнецова в отряде Медведева: они, не долго думая, излагают их по официальной версии, изложенной в книге полковника НКВД.
Что, собственно, приводит к нескольким выводам:
«Воспоминания» родственников писали неведомые нам «литературные негры».
Авторы подгоняли факты под канву легенды, не особо заботясь о достоверности и соответствии реалиям. Наоборот, книга «воспоминаний» родных, казалось бы, людей наполнена несоответствиями и неточностями, вроде учебы Кузнецова в Индустриальном институте (чего, как мы знаем, не было и что как раз родные-то должны были знать).
В образе брата нет ни одной человеческой, родственной черты, кроме вымученных общих фраз, ничего не дополняющих к уже известной истории.
Никаких фактов, которые позволяли бы нам отождествить Никанора Кузнецова с Николаем Кузнецовым, а тем более с Паулем Зибертом там нет, как нет и информации о его работе в НКВД с начала 30-х годов.
И, наконец, в них нет ни одного доказательства, что «легендарный разведчик» — это и есть их брат Ника Кузнецов.