Microsoft Word - Документ3

Так и вокруг нас расползается холод, примораживая бомжей, торгашей,

работяг, пиратов, дилеров, воров; всех этих неудачников. Они сперва перестают

мельтешить, застывают, а потом поджимаются, пятятся от нас во все стороны,

спрессовываются как-­‐то, хотя казалось, что плотней уже стоять нельзя.

А мы движемся все быстрей, рассекая толпу надвое – за нами на ней остается

след, порез, который еще долго не срастается, словно люди боятся ступать там, где

только что ступали мы.

«Бессмертные…» – шуршит у нас за спиной.

В их шепоте – подобострастие, но и ненависть, и презрение, и страх.

Пускай шушукаются.

Замирают разговоры в крохотных грязных харчевнях на первых этажах, где

везучие посетители сидят друг у друга на головах, а остальные гроздьями свисают с

балконов, чудом удерживаясь на весу и прихлебывая безымянную органику из

обшарпанных лотков. Обрастают выпученными рачьими глазами раковины хибар и

хибарок: все их обитатели вылезают, высыпают на галерейки и мосточки, чтобы

увидеть нас воочию. Жалкие человеко-­‐рачки провожают нас испуганными

взглядами, не могут оторваться: каждый должен знать, куда мы идем.

Каждый хочет знать, за кем мы.

- Налево, – командует Эл, глядя на свой комм.

- Налево!

Поворачиваем к лесенке, которая втиснулась между кабинетом

вертикального массажа и салоном виртуального секса. На нашем пути встает какой-­‐

то верзила со сплюснутым носом, но Даниэль отшвыривает его в сторону, тот падает

на пол и больше не поднимается.

- Нам на пятнадцатый, -­‐ говорит Эл.

Шепот взлетает на пятнадцатый этаж куда быстрей, чем мы вскарабкиваемся

по скрипучей лестнице, которая раскачивается так, словно ничто ее не держит на

этом свете. И там, наверху, уже занимается пожар паники. Ничего, пусть.

Забравшись, бежим цепью по узеньким подвесным балконам мимо мириад

кабин, хижин, клетушек. Люди прыскают в стороны. Отпихиваем прочь

зазевавшихся и остолбеневших от ужаса.

- Быстрей! – кричит Эл. – Быстрей!

Навстречу нам выскакивает растрепанная девушка. Бросается на нас, как-­‐то

глупо выставляя руки вперед. Ладони у нее перемазаны в чем-­‐то желтом.

- Уходите! Уходите! Не надо! Не пущу!

- Отвали, дура! Что ты делаешь?! – орет на нее какой-­‐то парень, дергает ее за

платье, пытаясь от нас оттащить. – Что ты делаешь?! Ты только…

- Дорогу! – ревет Даниэль.

- Она нам нужна, – решает звеньевой. – Придержите ее!

Антон выхватывает шокер и тычет его девушке в живот; та падает, как

подкошенная, и больше ничего не может сказать. Парень пялится на нее

недоверчиво, потом вдруг толкает Антона обеими руками в плечи – так, что тот

проламывает дистрофичную балконную оградку и летит в пропасть.

- Тут… Это где-­‐то тут! – гаркает звеньевой.

Выбросив Антона, парень впадает в прострацию – тут же получает шокером в

ухо и валится мешком. Я выглядываю с балкона: Антон приземлился парой этажей

ниже на какой-­‐то перекладине. Показывает мне большой палец.

Мы останавливаемся у микроскопической лапшичной: продавец помещается в

своем заведении только сидя, где-­‐то за ним ютится повар, вдоль прилавка,

сделанного для карликов – ряд табуреток с подпиленными ножками, в конце

занавеска – сортир. Вся столовка – размером с киоск. Соседи все на виду. Прятаться

негде. На стене у кассы висит голограмма: мужик в розовой резине, обтягивающей

его рельефную мускулатуру. Глаза подведены, во рту – лиловая сигара. Сигара

дымится, и в зависимости от точки меняет угол наклона, недвусмысленно

вздымаясь. Меня сейчас стошнит.

У приземистого повара на коричневой лысине белым вытатуировано «Возьми

меня». Продавец тоже нарядный: весь в помаде, язык проколот люминесцирующей