сморщенную обезьянку красный человечек. Действительно, девочка. Вся
обляпанная желтым. Месяц, не больше. Недолго же ей удалось от нас прятаться.
- Нет! Нет!
Платье Элизабет Дюри намокает – груди расползаются темными пятнами.
Молоко пошло. Действительно, настоящее животное. Отпускаю ее. Берусь за
обезьянью лапку и прижимаю к ней сканер.
Динь-‐дилинь! Колокольчик. Некоторые из наших присваивают завершению
сканирования ДНК тон «Гильотина». Шутники.
- Проверить регистрацию ребенка.
- Я хочу играть в салки! – капризно требует безногая кукла.
- Ребенок не зарегистрирован, – сообщает сканер.
- Мама, давай уйдем отсюда? Пойдем гулять!
- Тише… Тише, сынок…
- Установить родство с предыдущим образцом.
- Прямая родственная связь родитель-‐ребенок.
- Он мне не нравится!
- Спасибо за сотрудничество, – киваю я девушке в синем платье. – Теперь вы, –
оборачиваюсь к рыжей.
Она пятится от меня, мотая головой и подвывая. Тогда я хватаю за руку ее
пацаненка.
- Отпусти меня! Отпусти быстро!
- Давай играть в салки? – встревает пупс.
И тут эта маленькая дрянь вдруг изворачивается и вцепляется мне зубами в
палец!
- Отстань от нас! – кричит мне мальчишка. – Уходи!
До крови, надо же. Отнимаю у него куклу, с размаху швыряю ее на пол. Голова
отлетает.
- Мне больно. Не надо так со мной, – расстроенно говорит голова голосом очень
старого человека; что-‐то с динамиком.
- Нет! Зачем ты?! – кричит мальчишка, и тянется грязными ногтями к моему
лицу, надеясь расцарапать его.
Я поднимаю его за шиворот и встряхиваю в воздухе.
- Не смей! Не смей! – вопит рыжая. – Не смей его трогать, мразь!
Удерживая извивающегося мальчишку в воздухе, я отпихиваю ее ладонью.
- Наз-‐зад!
Колокольчик.
- Проверить регистрацию ребенка!
- Ребенок не зарегистрирован.
- Отдай! Отдай моего сына, паскуда!
- Я предупреждаю… Буду вынужден… Стоять!
- Отдай мне моего сына, ублюдок! Тварь! Безродная тварь!
- Что ты сказала?!
- Безродная мразь!
- Повтори!
- Безродная…
Зззззз. Зз.
Кажется, мышцы и кости в ней вдруг заменили на воду, и она бурдюком
обваливается на пол.
Динь-‐дилинь!
- Извините… А мы… Мы можем идти? – голубоглазая девушка в синем платье
вдруг словно приходит в себя.
- Нет. Установить родство с предыдущим образцом.
- Но вы же сказали…
- Я сказал – нет! Установить! Родство!
- Что ты сделал с моей мамой?!
- Не подходи ко мне, маленький ублюдок!
- Мама! Мамочка!
- Установлена прямая связь ребенок-‐родитель.
- Мне больно. Я просто хотел играть в салки.
- Но почему? Я не понимаю, почему? – голубоглазая в платье.
- Вы должны дождаться прибытия командира нашего звена.
- Зачем? Почему? – она совсем растеряна. Трогает свою грудь, разглядывает
ладонь. – Извините… У меня молоко, кажется… Так неловко. Мне бы
переодеться… Я вся…
- Вы нарушили Закон о Выборе. Согласно второму положению Закона, вы
являетесь безответственным родителем, ваш ребенок считается
незаконнорожденным.
- Но ведь она совсем маленькая… Я хотела… Я просто не успела!
- Не двигайтесь. Мы должны дождаться прибытия командира моего звена.
Только он уполномочен сделать вам инъекцию согласно законодательству.
- Инъекцию? Укол? Вы хотите сделать мне укол? Заразить меня старостью?!
- Ваша вина установлена. Прекрати реветь! Ты мужик или кто?! Ваша вина
установлена!
- Но я… Но… Но ведь…
И тут крашеная азиатка, все это время стоявшая смирно, будто из нее батареи
вытащили, проделывает финт, которого я от нее не ждал: с короткого разбега
вламывается плечом в одну из стен – и выносит ее напрочь, и вылетает вместе с ней
в дымную бездну. Ее дочь ничего не понимает – как и я. Ковыляет на своих ножонках
к отверзшейся пропасти, бормочет:
- Мама? Мама?
Я широко улыбаюсь.