Метрополис

— Хорошая идея. — Треттин передал мне свой текст.

— Хочешь, чтобы я прочел?

— Ты выпил больше моего.

— А это тут при чем?

— Ты расслаблен. А я нервничаю, даже когда читаю жене статью в газете.

— Да, но я видел твою жену, и меня это не удивляет. Она напугала бы и гиену с дипломом юриста.

Треттин усмехнулся:

— Это она может.

Несколько раз прочитав про себя наше обращение, я повторил его вслух в микрофон, и пока мы ждали, не объявится ли кто-нибудь, доктор Оствальд налил нам по стакану шнапса, что было бесчеловечно с его стороны, но мы не собирались жаловаться. Нет ничего лучше стакана в руке, чтобы расследование двигалось как по маслу. Прошло пятнадцать минут, в дверь постучала секретарша Оствальда и сообщила, что один человек хочет поделиться информацией. Имя, которое она назвала, заставило директора засомневаться.

— Ну же, проводите его, — велел Треттин. — Разве не за этим мы здесь?

Теперь нерешительность доктора Оствальда сопровождала гримаса.

— Подождите, я давно знаю этого парня, — произнес он. — Штефан Рюле — один из наших постоянных клиентов и немного смутьян. Помимо того, что он потребует денег, у него есть несколько эксцентричных, если не сказать безумных, идей. И кстати, не платите ему. По крайней мере сразу. Иначе в этом кабинете появится еще десяток таких же. Поговорите с ним минут шесть и, если останетесь в здравом уме, скажете, что я был неправ. В противном случае услышите от меня: «Я же говорил».

— Мы способны уделить ему шесть минут, — сказал я. — Даже те нацисты снаружи дали бы ему, наверное, больше.

— Хорошо. Только помните, не стоит заглатывать все, что он говорит. Если не хотите, чтобы вам пришлось промывать желудок. — Доктор Оствальд махнул рукой секретарше: — Проводите его, Ханна, дорогая.

Та вышла, затем вернулась, стараясь не вдыхать запах человека, шедшего следом. Это был хитроглазый мужчина в кепке, которая напоминала мох, проросший у него на голове, и в пиджаке, сделанном скорее из жирных пятен, чем из шерсти. Увидев нас, он ухмыльнулся и возбужденно замахал руками:

— Вы из полиции?

— Верно.

— Если вы из полиции, где ваши жетоны? Мне нужно увидеть какое-нибудь удостоверение, прежде чем что-то говорить. Я не дурак, знаете ли.

Я показал ему жетон.

— Итак. У вас есть для нас информация, герр Рюле?

— Штефан. Никто не называет меня герр Рюле. Не в наши дни. Только если у меня неприятности. У меня нет неприятностей?

— Никаких, — ответил я. — Ну что ж. Как насчет информации? У вас есть какие-нибудь сведения о человеке, который убивает инвалидов войны?

— Если я скажу, откуда мне знать, что вы меня не убьете?

— Зачем нам вас убивать? — спросил Треттин.

— Поймете, когда я передам то, что вам нужно. К тому же вы из полиции. А значит, имеете право вредить людям вроде меня.

Треттин терпеливо улыбнулся:

— Мы обещаем не убивать вас, Штефан. Правда, Берни?

— Клянусь сердцем, чтоб мне сдохнуть.

— Звучит как обещание коппера. То есть совсем не обещание. Может, если я выпью, это поможет вам поверить.

Я посмотрел на Оствальда, тот покачал головой.

— Если расскажете нам что-нибудь интересное, пригласим вас выпить пива, — сказал Треттин. — Сколько угодно пива, если мы узнаем имя.

— Пиво не по мне. Шнапс. Я люблю шнапс. Как и вы, ребята. Я чувствую, как от вас пахнет.

— Хорошо. Мы угостим вас шнапсом. А пока, почему бы не покурить? — Треттин открыл свой портсигар и протянул Рюле.

Тот взял несколько сигарет и спрятал их в карман.

— Спасибо. Ну, тогда к делу, как вы говорите. Человек, который убивает ветеранов войны, — такой же коппер, как и вы. Я знаю, потому что видел, как он застрелил человека.

Настала моя очередь терпеливо улыбаться:

— Почему вы так говорите?

— Потому что это правда. Я его узнал. Тех людей убил полицейский. Я все видел. И как по мне, это было милосердие.

— На нем была форма?

— Нет.

— Тогда откуда вам знать, что это полицейский?

— Откуда? То есть? Я знал. Понятно? Видел его раньше. Где-то. Не помню, где. Но я уверен, что тогда он представился полицейским. Тот самый человек и пристрелил одного из шнореров[41].

Рюле говорил быстро, отрывисто, почти не глядя в глаза, что сразу заставило меня подумать, что этот человек немного не в себе. Большую часть времени он смотрел на ковер, будто в узоре было нечто увлекательное.

— Да, но зачем полицейскому творить подобное? — спросил Треттин.

— О, все просто. Потому что он, наверное, верит, что те люди — бродяги. Что они — часть эпидемии, поразившей город. Непотребные и недостойные презрения. Вот почему он это делает, точно. Потому что нищие навязывают людям свою мерзкую бедность в корыстных целях. Люди почувствуют, что в Германии становится лучше, только когда кто-то примет меры против нищих всех мастей. Вот почему он это делает. Это же ясно как белый день. Он делает это из соображений городской гигиены. И, честно говоря, я с ним согласен. Необходимая защитная мера против неэкономического поведения.

— Мой коллега сказал, — произнес я, — что не верит в то, что полицейский способен на хладнокровное убийство.