— На что, сэр?
— На это. То, что сейчас делаешь. Годишься вести машину.
— К чему вы клоните, сэр?
— Можешь ли ты находиться за рулем этой машины?
— Что-то не так с моим вождением, сэр?
— Что ж, позволь спросить иначе. Ты сегодня пил?
— Нет. Со вчерашнего вечера ни капли, — соврал я.
— Я тебе верю. — Судя по тону, Вайс мне не поверил. — Геннат сказал, что, по его мнению, ты начал слишком много пить после нашего визита в тот проклятый дом инвалидов. Я просто хотел сказать, что понимаю тебя, Берни. Возможно, так, как не понимает Эрнст. Я даже уверен. Эрнст не служил во время войны. Не то что мы. Прежде чем стать капитаном в кавалерийском подразделении, я был командиром медицинской роты и видел такое, чего больше никогда не хотел бы увидеть. Как, я уверен, и ты. И могу тебе признаться, что сам немного выпивал после похода в «Оскар-Хелен». Возможно, несколько лет назад у меня самого начались бы с этим проблемы. Тут нет ничего постыдного, Берни. В наши дни этому даже название есть — военный невроз. Знаешь ли ты, что в госпиталях от этого недуга до сих пор лечатся около восьмидесяти тысяч немецких ветеранов? Мужчин, которые пострадали так же серьезно, как и те, с кем мы столкнулись на днях. Только пострадали психически.
Увидев указатель к дядюшке Пелле, я свернул с главного шоссе и направился по узкой гравийной дороге между двумя небольшими кладбищами. Вдоль дороги росли тополя, за которыми виднелись приметные леденцовые полосы цирковой крыши.
— Так что возьми отпуск, если нужно. На столько, на сколько понадобится. Я бы предпочел, чтобы ты вернулся в Крипо выздоравливающим пьяницей, чем вообще не вернулся. Пьяный или трезвый, ты — один из лучших людей, какие у меня есть.
— Спасибо, сэр. Но я буду в порядке.
Разумеется, все было подстроено. Может, я и пил свой завтрак из бутылки, но на зрение не жаловался. Даже с тридцати метров смог определить, что шагнувший с обочины человек с поднятой рукой в другой сжимал MP-18. Тридцатидвухзарядный барабанный магазин с левой стороны напоминал боковое зеркало автомобиля и был слишком характерным, не говоря о том, что смертельно опасным. И когда мужчина вскинул пистолет-пулемет, я вывернул руль вправо, резко затормозил, повалил Вайса на пол «Ауди», затем потянулся за маузером.
— Оставайтесь тут, — крикнул я и, распахнув водительскую дверь, выкатился из машины.
В этот миг несколько пуль ударили по кузову, распугав ворон, но еще больше напугав меня. Стреляли вслепую, поскольку тридцать метров — за пределами радиуса действия «Бергмана»: это оружие больше подходит для зачистки окопов с близкого расстояния.
Я обежал «Ауди» сзади, перепрыгнул через кладбищенскую стену и, пользуясь ею как прикрытием, помчался в сторону стрелка`. На бегу снял маузер с предохранителя и взвел курок большим пальцем, чтобы быть наготове. Раздался новый выстрел. Стрелок, наверное, подумал, что я сбежал, и у него теперь море времени, чтобы покончить с заместителем президента полиции. Я почуял запах сигареты нападавшего, услышал шорох его шагов по гравию, а потом раздался узнаваемый звук смены магазина в автомате. Я уже находился позади стрелка, поэтому снова перелез через стену — в том-то и преимущество рома на завтрак, именно поэтому его выдавали в окопах, прежде чем бросить нас в атаку.
Убийца стоял метрах в десяти, спиной ко мне и передергивал затвор, собираясь вновь начать стрельбу. Он был высокого роста, в рабочей кепке, вязаной безрукавке и шнурованных ботинках до колен. Через плечо у него висела небольшая сумка, в которой лежал использованный магазин и, возможно, еще какое-то оружие. Времени на предупредительный окрик совсем не было, к тому же у меня имелось подозрение, что в зарослях соседнего кладбища мог притаиться еще один человек, но все же я попытался:
— Полиция! Опустить оружие!
Стрелок выбросил сигарету и развернулся. Ему оказалось не больше двадцати. Ярко-голубые глаза на жестком, пустом лице наполняло желание убивать. Он собирался выстрелить, если представится возможность, — это было совершенно ясно. Думаю, он улыбался, поскольку у него оружия гораздо больше, чем у меня. Жаркое летнее солнце временами пробивалось сквозь листву над нашими головами. По земле скользили пятна света. Казалось, мы стоим на озерной глади, что лишь добавляло эфемерности той реальности, с которой мы оба столкнулись. В прекрасный летний день, среди почти сверхъестественной тишины, один из нас должен был умереть. Он начал стрелять еще до того, как направил ствол в мою сторону. Словно надеялся, что это помешает мне нажать на курок. Но ничего подобного, разумеется, не произошло.