Метро

Гомер сложил вчетверо засаленный плащ, положил на кушетку, на край, в ноги; стянул через голову свитер, под ним — майка грязная, под мышками пятна. Встал — голый, грудь впалая, живот бледный, на плечах волосья курчавые редкими клочками.

— Так… Шею давайте посмотрим… Щитовидку… Под бородой-то… — доктор запустил руки Гомеру в его кислое серебро. — Ну что… Зоба нет. Остальное сейчас прощупаем…

Промял Гомеру — напряженному, насупленному — живот, заставил и старика спустить брюки, там все проверил.

— Опухолей не вижу никаких. Блюдете себя, а? Наверх не ходите, водичку фильтрованную покупаете, да? — уважительно и удивленно даже подсказывал врач. — Поздравляю. Я бы и сам в вашем возрасте не прочь вот в такой форме быть… Одевайтесь.

Накарябал что-то на бумажке, сунул ее старику в руки.

— Левая дверь.

Гомер засомневался. С надеванием плаща не спешил, оттягивал. Ищуще оглянулся на унтера, на начальство.

— А почему деду левая? — спросил за него Артем.

— Потому, уважаемый, что с вашим дедушкой все хорошо, — ответил врач. — В выписку загляните.

— «Нормален. Годен к службе и иммиграции», — прочитал Гомер, опасливо отнеся бумагу подальше.

К иммиграции годен. Опухоли ищут. А если находят?

— А правая дверь куда ведет?

Дитмар, которого спрашивали, только улыбнулся.

— А! Молодого человека на дообследование отправили. Там еще окончательной ясности нет. Специалисты должны посмотреть. Проходите, дедушка, не задерживайтесь. Мне к внуку уже пора приступать, — объяснил врач нетерпеливо так, но не грубо.

Гомер несмело потянул ручку, все еще от Артема не отцепляясь. А тот поджался, думая: а вот сейчас? Вот сейчас сумею? Смогу за старика вступиться, как тогда смог?

Жужжание какое-то послышалось из растущей щели.

За левой дверью начиналась каменная кишка, крашенная в зеленый; кишка была вся набита добровольцами, по пояс голыми. Всех по очереди усатый мужичина в форме проходил тарахтящей электрической машинкой, снимал им волосы.

— Никаких причин для беспокойства! — заявил унтер.

Гомер выдохнул волнение наружу. Прошел туда, к нормальным. Закрылся. И Артема освободило чуть-чуть.

— Ну, а теперь вами займемся, молодой человек. Сталкер, вижу?

— Сталкер, — Артем провел ладонью по затылку, раньше времени лысеющему: предатель.

— Рискуете, риску-уете, уважаемый! Так. Кашель беспокоит, я слышал. Давайте-ка спину. Не холодно? Туберкулезом не болеете? Подышите. Поглубже.

— Думаете, надышусь? — скривил улыбку Артем.

— Ну-ну. Ничего ужасного нет. Хрипов каких-то… Теперь давайте на новообразования поглядим.

Он высунулся в коридор.

— Составите нам компанию?

Оба дуболома втиснулись внутрь.

— Это зачем?!

— Ну… Сталкер. Фон-то не падает, сами знаете. Ваш брат частенько, не дотянув и до сорока… Да вы не переживайте, не переживайте так. Ребятки, подержите. Ну-ну. Прилягте вот. Сталкер. Шею. Так. Горло. А-а-а-а…

Шею: у кого рак щитовидки, самый от облучения частый, иногда сначала зоб отращивают на шее. Но, бывает, и без зоба человек за месяц сгорает, а другие — с зобом до старости ковыряются как-то.

А если нащупает сейчас что? Скажет: осталось полгода. Прав доктор, среди сталкеров такое сплошь и рядом.

— А что там за дообследование? Рентген?

— Ну уж вы загнули, рентген! Так… Погодите-ка… Нет, показалось. На бочок. Ага. Все у вас пока ничего. Дайте живот… Не напрягайте, не надо.

Резиновые пальцы — мягкие, холодные — как-то вдруг притронулись, минуя кожу и мышцы, сразу к печени, пощекотали испуганные кишки.

— Ну такого прямо ничего не пальпируется. Давайте половые органы проинспектируем. Как, пользуетесь еще?

— Почаще, чем вы своими.

— Ну вы сталкер, вот я и спрашиваю. Выбрали себе ремесло, конечно. Ладно. Никаких патологий особенных я тут не вижу. Поднимайтесь. Сидели бы вы, уважаемый, в метро, как все люди. Неймется вам! А то в следующий раз как бы на дообследование не пришлось вас тоже…

— А сколько… Сколько его… этого… дообследовать будут?

Артем прислушался против своей воли: что там творится, за правой дверью? Глухо.

А внутри у него, Артема, что творится? Важно ему сейчас, рентген там у брокера или не рентген? Тоже глухо.

Сейчас важно исхитриться, схватить Гомера за шкирку и вытащить из этого места живым. И попасть на Театральную, пока туда не пришли красные. Всего один перегон. Шаг до цели. А Леха… Хотел же с уродами бороться. Пускай сначала про себя все докажет. Идиот.

— Сколько-сколько… Сколько потребуется, столько и будут, — задумчиво проговорил доктор, выписывая Артему путевку. — В этом деле, уважаемый, наперед ничего известно не бывает.

* * *

Дитмар озирался по сторонам с гордостью.

— Ну вот, добро пожаловать! Станция Дарвиновская, бывшая Тверская. Не случалось тут раньше бывать?

— Нет. Никогда.

В горле опять першило.

— А жаль. Не узнать станции!

И Артем — правда — не мог узнать Тверскую.

Низкие арки были два года назад сплошь зарешечены, превращены в клетки. И в этих клетках сидели на корточках в собственном дерьме изловленные на сопредельных станциях нерусские люди. В одной из клеток и Артем два года назад провел ночь, отсчитывая минуты до утренней казни, стараясь надышаться и надуматься.