Метро

Они ушли с Цветного последним бутылочным баркасом: Гомер с Артемом, радостный от их скорой встречи Леха и унтер с родинкой промеж глаз, назвавшийся Артему Дитмаром. Двое других, безымянных, в черной форме налегли на весла, и от Цветного скоро осталась одна медная копейка в конце туннеля. А потом и копейка утонула.

Пахло плесенью. Весла шлепали по воде, рассеивая радужную бензиновую пленку, разгоняя плавучий мусор. Внизу, под тиной и под пленкой, ходили смутные извилистые тени, чудились какие-то вертлявые гады в руку толщиной; тут таких раньше не было, и быть не могло. Радиация накрутила, накорежила каких-то своих существ, нелепых и жутких.

— А знаете, кто у красных в авангарде? — говорил унтер. — Они в авангард уродов берут. Ставят в прорывные отряды уродов. Вооружают их. Обучают. Трехруких. Двухголовых. Раковых, которым терять нечего. И — к нашим границам. Ближе… Ближе. Знают, как эти твари нас ненавидят. Вербуют их по всему метро. Разведка говорит, на Сретенском выставили блокпост, от Трубной линию отсекли. А старший поста весь чешуей покрыт. Тут уже и не поймешь… Красные уродами командуют… Или уроды — красными. Я думаю, второе. Поэтому они нас и хотят сжить. Готовится что-то… Что-то готовится…

Артем слушал и не слышал. Думал о другом: главное, чтобы там, в Рейхе, никто не узнал его. Чтобы никто не вспомнил паренька, которого восторженной толпе на Пушкинской с помоста обещали повесить. Чтобы не опознали тюремщики из казематов Тверской. Побег висельника — нечастое дело. Забудут такое?

— А, сталкер? — Дитмар тронул его за руку, и прямо за ожог прохватил сквозь рукав.

— Что?..

— Какие районы твои, говорю? Где работаешь? Наверху?

— Я… Библиотека. Арбат. Для браминов книги сверху носил.

Гомер смотрел мимо, рассеянно чесал куре холку: не успели отдать ее никому в вертепе, и съесть не успели, так что кура продолжала жить.

— Хороший район, — унтер смотрел на Артема; ломаные фонарные отсветы от гнилой воды липли к его лицу. — Все там знаешь? И Охотный ряд? И к Большому туда дальше?

— Бывал, — осторожно сказал Артем.

— А почему на браминов работал?

— Читать люблю.

— Молодец! — похвалил его Дитмар. — Молодец. Такие люди, как ты, нужны Рейху.

— А такие, как я? — спросил Леха.

— Рейху всякие люди нужны, — подмигнул ему унтер. — Особенно сейчас.

* * *

Приплыли.

Подземная река уперлась в запруду. Берегом навалены были мешки с грунтом, что ли, и в них ткнулась бутылочная лодка. За мешками шла уже настоящая стена, туннелю по середину. Гудела электрическая помпа, откачивая набирающуюся по ту сторону запруды лужу. Штандарты развешаны: красное поле, белый круг, трехпалая свастика. Триумвират Чеховской, Тверской и Пушкинской. Все, конечно, уже переименованы давно: Чеховская — в Вагнеровскую, Пушкинская — в Шиллеровскую; Тверская — тоже еще во что-то. У Рейха свои кумиры.

Спрыгнули на берег, унтер обменялся зиг-хайлем с дозором. Все были нарядные, с иголочки. Главный офис железных дорог наверху обнаружили, не говорят, а у них форма была такая, черно-серебряная.

Досмотрели багаж, и сразу, конечно, все нашли: вот рация, а вот автомат. Спас унтер: пошептал что-то, улыбаясь Артему из-за черного плеча, и пограничники обмякли.

Однако на саму станцию не пустили.

Нашли в туннеле зарешеченный боковой ходок, у которого стояла охрана.

— Сначала медосмотр, — бодро сообщил Дитмар. — В Железный легион хлюпиков не берут. Снаряжение… и курицу… придется временно сдать.

Оставили все охране.

Комната. Белый кафель кругом. Пахнет карболкой. Кушетка, доктор стоит в маске микробной, в шапочке, одни лохматые брови нависают. Двери какие-то дальше. Унтер с ними вошел, в углу на табуретку присел. Доктор улыбнулся просоленными бровями, обмаслил глазами-маслинами. Заговорил певуче, с недобитым акцентом.

— Ну, кто у нас первый?

— Давайте, я, что ли! — брокер поежился.

— Раздевайтесь до трусов. Медкомиссию проходили?

Доктор поглядел, постучал, пощупал резиновыми перчатками, в глотку заглянул, попросил оскалиться. Стетоскоп надел, попросил подышать.

— А теперь трусы спускаем. Спускаем-спускаем. Так. Позволите? Ага. А вот это у нас что?

— А что? — напрягся Леха.

— Ну вот левое яичко, кажется… Не чувствуете?

— Вот… Вот так, конечно… Чувствую.

— Подзапущено уже. Под-за-пу-ще-но.

— Ну… Доктор… Танцор-то я хороший! — оскалился брокер. — Так что мне нормально, не мешает.

— Ну, не мешает — и славно. Одевайтесь, уважаемый. Свободны. Вот, правая дверка.

Леха натянул, застегнул, а врач пока писал что-то в бумажке. Унтер прочитал, покивал.

— Добро пожаловать.

Брокер подмигнул Гомеру с Артемом: и вам не хворать, и нырнул в предписанную дверь. Там какие-то ступени вниз бежали.

— Теперь вы, что ли, уважаемый.

Это Гомеру.

Старик шагнул вперед. Оглянулся на Артема: кто знает, что у них тут за медкомиссии. Артем не забирал у него своих глаз, не бросал деда. Вдруг накатило дежавю, огорошило, как очнулся. Кашлянул: в горле запершило. Доктор на него внимательно посмотрел.