Метла системы

Ланг глянул на меня в зеркало. Его взгляд вновь стал сонным. Но простым. Он стучался в дверь. Наши дома, наши рододендроны были фундаментально тождественны.

– Не очень втыкаю, к чему именно ты клонишь, Дик, – сказал он. Автомат вдруг заиграл «Восемь дней в неделю»; мне помстилось, что из-за проигрывателя на меня лыбится Подкатчик. Я почувствовал превозмогающий позыв к странствиям, в которые следует взять Ланга: обратно к границе кампуса, к лесам под начинающим умирать солнцем.

– Ти симптосис, – сказал я.

Линор спит, необычно крепко сегодня, под шершавым говардджонсонским одеялом. Ее достигающее меня дыхание мягко и сладко; я им питаюсь. Ее губы влажны, в уголках белеют крошечные частички дремотного клея.

Горизонтальная Линор мне неведома. Линор в постели – не от мира сего, протеическая сущность. Лежа на боку, будучи определена изгибом груди и кривой бедра, она – S. Случайный гребень на подушке, прижимаемой ею к животу, и она делается то вопросительным знаком, то запятой, то скобкой. А потом раскидывается передо мной, открытая, влажная, абсолютно и редкостно уязвимая, ее глаза смотрят в мои, она – V. Признаюсь, пока я пишу эти строки, у меня на коленях лежит ее конверс. Приглушенный свет лампы, привинченной к стене над моим плечом, мешается с изменчивой зернистой серостью холодного телемерцания и бросает на меня тень Линориного подбородка, через ее горло, прикрывая маленькую адамову виноградинку, что ласкаема лезвием бритв волос-мандибул в нежной черноте, переменчивой как дыхание. Кто знает, как долго я на нее гляжу. Из транса меня выталкивает вой индейскоголовой настроечной таблицы. Я понимаю, что от сколь-нибудь долгого сидения в постели потрясающе затекает задница.

/и/

Кот, Гон и Сапун валялись по всей комнате, которую делили с Антихристом, недомогая в разной степени на солнышке, светившем теперь через большие окна западной стены, потому что в четыре Антихрист распахнул шторы, по предложению Линор, и солнечные лучи омыли комнату поздним жаром, высветив системы пыли, парившие в воздухе. Само светило в небе потихоньку спускалось по проволоке, опухая и воспаляясь, чтобы вскоре упасть за Центр искусства и вновь предать комнату холодной тьме. Упреждающее постукивание головы Кота об стену, увы, не смогло предотвратить вырождения ситуации в его уголке в весьма неприглядную.

Пока все это происходило, Линор с Антихристом гуляли на улице, и Линор подставляла под тепло большого светила и дуновения ветерка непросохшие волосы, а Ля-Ваш совершал остро необходимое ему упражнение. Они говорили, пока гуляли, сколько-то. Понадобилось немало времени, чтобы Линор и Ля-Ваш, причем Линор помогала Ля-Вашу, поднялись к Центру искусства, одолели меж корней деревьев и игроков в тарелки орбиту дворика и вышли на Мемориальный холм, чтобы глянуть на юг, на леса и птичьи заповедники за просторами спортивных площадок; сами площадки были покрыты крутящимися, гонимыми ветром струями воды из промышленных дождевателей, туман от их плюмажей полого стелился над мокрыми площадками и рябил цветами, когда солнце, приопускаясь, до него дотрагивалось, а крошечные, согнанные ветром брызги мигрировали на север и нежно испещрили веки и губы Линор, пока они с Антихристом устраивались на вершине холма, и она помогала Антихристу усесться на землю и выпрямить ногу перед собой на травяном изгибе. Они глядели на поля, и на леса, и на горы еще дальше, пурпурные и смутно дымчатые в далеком зное.

Рядышком с Линор и Антихристом на навершии расселось семейство: отец в клетчатом спортивном пиджаке и белых кожаных лоферах, мать в красной хлопковой юбке, с длинными волосами и синей паутиной вен на голенях, крохотная рыжая девочка лет, может, пяти с зелеными глазюками, в сияющих черных туфельках и шелковых белых чулочках, в белом же платьице, и еще двое детей постарше неопределенного пола – эти сражались и боролись на изгибе, пытаясь спихнуть друг друга вниз. Пока отец и мать возились с фотоаппаратами и снимали виды с холма, реально ошеломительные в странном предвечернем свете, с наплывом алой водянистости, смешанной с тенями спортзала, разливавшимися, как чернила, справа, с запада, и, пока два старших ребенка сражались, маленькая девочка наблюдала за Ля-Вашем, а тот, заметив ее, отцепил ногу и стал с ней поигрывать, чтоб рассмешить девочку; та выпучила глазюки, и схватилась за подол материнской красной юбки, и не нашла сочувствия.

Линор глядела, как Ля-Ваш откинулся назад, поставил ногу на нос и стал балансировать ею без поддержки рук. Девочка, подкравшаяся ближе, так и плюхнулась на траву, уставясь на Линор, Антихриста и ногу. Антихрист снял ногу с носа и, ухмыляясь и глядя на девочку, зашевелил густыми бровями. Девочка перекатилась, встала и побежала к подолу матери прятаться за голенью.

Линор засмеялась.

– Ты кошмарен, – сказала она.

Ля-Ваш убирал застрявшую между пальцами ноги траву.

– Да.

Волосы Линор были милы, и легки, и мягки, чисты, высушены горячим ветром со спортплощадок. Два старших ребенка вдруг завизжали в унисон и покатились с холма, уменьшаясь на глазах.