Метла системы

– Слушайте, я тоже не гомосексуал, – вылетело из моего рта, слава богу, спокойно. – На деле я тоже пришел сюда… ради воспоминаний, не как клиент. Но я думаю, если уж пришел в место вроде этого, по любой причине, приличествует не грубить чрезмерно тем, для кого это место… совершенно адекватно. – В моем виски вдруг чпокнула льдинка.

Мужчина глянул на меня в зеркало, жуя. Мы подождали, пока его рот не очистится от арахиса.

– Ничего не имею против гомосексуалов, – сказал он. – Пусть гомосексуалят среди своих сколько угодно, мне-то что. Просто когда они обнюхивают и обследуют мою личную задницу, я нахожу, что уровень моей терпимости реально падает, уж не знаю почему. – Он глотнул пива. – Что до этого места, я приходил сюда, когда все эти пареньки стояли на коленках в переулках под дождем. – В зеркале он повел рукой в сторону Подкатчика и его друзей. – Это место больше мое, чем ихнее. Я сиживал тут часами, когда это был нормальный бар. Болтал со шлюхами. Они были реально красотки. Я получил здесь образование. Мой клуб заваливал сюда, ан-твою-масс [112], вечером по средам.

– По средам? – спросил я. Среды. – Клуб – это… студенческое братство?

Его зеленые глаза в зеркале смотрели на мои. Я подумал, что вижу что-то такое в этих его глазах.

– Ага, – сказал он. – А что?

– Не… студенческое братство Амхёрстского колледжа?

– Ага, я учился в Амхёрсте, – сказал он.

– Не… амхёрстское братство Пси-Хи? – сказал я.

Он развернулся на стуле и на меня уставился.

– Ага. – Я ощутил, что на меня завистливо пырятся фанаты «Боба Ньюхарта».

– Господи, – сказал я. – Так и я тоже. Пси-Хи. Выпуск шестьдесят девятого.

Мужчина ухмыльнулся во весь рот.

– А я восемьдесят третьего, – сказал он. Его глаза сузились; он протянул руку, все пальцы глядят в разных направлениях. Проверяет, понял я. После кратчайшей заминки я соединился с ним в психическом рукопожатии. Я не делал этого боже мой как долго. Защипало в горле. Задрожала рука. – Ква-а-а-анпо ! – в итоге заорали мы в унисон, и схватили друг друга за запястья, и стукнулись локтями. Мои глаза наполнились слезами.

– Чё-ё-ёрт.

– Боже мой.

Я протянул руку по-обычному.[113]

– Я Ричард Кипуч из Кливленда, Огайо.

Мужчина ее пожал.

– Эндрю Земновондер Ланг, – сказал он, – из Муди-Понта, то есть вообще-то Далласа, Техас, а позднее из Скарсдейла, Нью-Йорк.

– Скарсдейл, Эндрю? – сказал я. – Я жил в Скарсдейле, сам, довольно долго. В основном в семидесятые.

– Но в итоге переехали, – усмехнулся Эндрю Ланг. – Я вас понимаю, абсолютно и полностью. Да.

Что я могу сказать оглядываясь теперь? Вероятно, что ощутил присутствие родича. Не просто брата по братству: я был среди Пси-Хов абсолютным маргиналом и вообще-то поспешно покинул клуб на втором курсе, когда старшие товарищи срубили половину лестницы, соорудили условный трамплин, отодрали половину половиц в клубной гостиной, наполнили подпол пивом и назвали свое творение бассейном, в который всем второкурсникам было приказано нырять и затем пить, пока море не станет по колено. Я был маргиналом. А в Ланге я ощутил реально закоренелого Пси-Ха: он выпил по крайней мере десять бутылок пива, приступал к переговорам с одиннадцатой и вообще не казался захмелевшим; что куда важнее, после моего прибытия он ни разу не был в уборной. Плод возмужания в колледже, каким я его знал.

Нет, но все-таки я чувствовал общность, пусть избирательную. Я фибрами чуял в Ланге здешнего нигдешного, того, кто был внутри, а стал вовне, такого же одинокого выпускника безвыпускниковой эпохи. В окружении, да, здешних: детей, своих, с утиной походкой и сложными глазами. В глазах Ланга, глазах растительного цвета, сложности не было. Я глянул в них в зеркало. Это были мои глаза. Глаза мужчины, вернувшегося в дом, где он вырос, и увидевшего, как новые ребята играют в его дворе, новый «Роулингз Вечнопрыг» [114] ныряет в новое баскетбольное кольцо над гаражом, новый пес дрочит на рододендроны его матери. Очень печально. Может, дело только в виски или пиве, но в Ланге я чуял печаль. Его бар был моим колледжем. Они были одним и тем же. И мы просто перестали быть своими.

– Вы ведь здесь не просто так? – спросил я Ланга. – Восемьдесят третьи собрались?

– Не, – сказал техасец. – Восемьдесят третьи в жизни не собираются. Я просто понял, что мне надо… к чертям собачьим выбраться из Скарсдейла. Плюс мне тут правда нравится осенью. Хотя какая осень. Слишком бляцки жарко.

– И все-таки.

– Ну. Точняк. Но я зуб даю, что вы не просто так катили сюда из самого Огайо, чтоб проветриться, – прав?

– Не просто, правы. – Я покачал головой. Попросил у теперь уже откровенно враждебного бармена еще виски. Бармен испепелял Ланга глазами. Ланг его игнорировал. – Не, – сказал я, – моя невеста поехала навестить брата, выпуск девяносто третьего, ну а я поплелся с ней немножечко шутки ради. Ни разу сюда не возвращался.

Ланг уставился в зеркало.

– Угу, я тоже не особенно. Правда, и лет прошло всего ничего. И я приезжал на пару Возвращений Домой. Это был угар.

– Помню, они веселые.

– Да уж да.