– Прошли мимо? – Ланг распрямился. – Куда они идут?
– Они просто развернулись, кажись. Идут назад той же дорогой, видимо. – Обстат все еще целил в красотку в черном купальном костюме и под зонтиком.
– Развернулись? Ну ёб. Давай сюда эту хрень.
Обстат глянул поверх окуляров, обиженно.
– Эй, – сказал он. – Ну слушай. Хватаешь меня за задницу, тащишь сюда, сажаешь в тупую лодку и заставляешь грести, пока сам пробуешь читать по губам, и стервенишься насчет Линор и не даешь мне выразить мои чувства – мог бы хоть дать позырить немного.
– Слушай, ты, черепушка, – сказал Ланг. Выдернул бинокль из Обстатовых рук и обозрел черный краешек Пустыни. – Капец, они возвращаются, – сказал он. Обстат в панике догрызал остатки печенья. – Мне это все вообще не нравится, – повторил Ланг. Потянулся и выбил печенюху из руки Обстата в воду.
– Эй! – сказал Обстат.
– Греби! – заорал Ланг. Люди в других лодках обернулись. Ланг вернулся на нос, сел на корточки. – Разверни сволочь и давай греби обратно. – Он снова глянул в бинокль, а Обстат, пробрюзжав что-то, взялся за тяжелые весла.
– И заворачивай уже к берегу, – сказал Ланг, сделав короткую паузу, чтоб опять глянуть на действительно реально невероятную женщину, ту, в купальнике. – Чем ближе к берегу, тем лучше.
/е/11 сентября
– Ну так что ты о себе возомнил, Концеппер? – спросил Слотник, то закидывая ногу на ногу, то, наоборот, расположившись на двухместном диванчике.
Гостиная припахивала гарью. Концеппер сидел в мокрой одежде, его бил озноб, черные шнуры горелых волос веером торчали из головы; в руках – пучок жестких черных перышек.
– Что я могу сказать, Дон? – сказал Концеппер.
– Чудный вопрос, Монро, – сказал Слотник, глянув на Эвелин, которая, в новом сухом халате на голое тело, глядела на свое отражение в темном окне гостиной и примеряла парики. Слотник развернулся к Концепперу: – Да, что ты можешь сказать, мой друг в мокрой смятой одежде и с пахучей курчавой головой? Что может сказать вселенная, когда мои якобы добрые и уважаемые соседи тайком боготворят моих детей, а мой якобы добрый друг и коллега трахает мою жену, пялит и дрючит объект всякой моей не связанной с работой мысли и пытается мою жену умыкнуть, у меня, хотя она мне по праву принадлежит. – Он уставился на Концеппера. – Что тут скажешь, Монро?
– Дон, ты поднял немало любопытных вопросов, – сказал Концеппер. Взглянул на лестницу и увидел две пары ножек в пижамках, детских, – дети Слотников стояли на верху лестницы и слушали, и, может быть, сосали пальчики.
– Все, что я хочу знать, это что ты о себе возомнил, – сказал Слотник, то закидывая ногу на ногу, то наоборот и побренькивая разомкнутыми наручниками. – Потому что, это тебе для информации и протокола, возомнил ты о себе в самый последний раз. Это конец. Он настал.
Концеппер ухмыльнулся холодно, затем криво.
– Неужели, – сказал он. Медленно погладил перышки здоровой рукой.