– Катастрофа оказалась лишь потенциальной, разумеется, из-за своевременного вмешательства после напряженной, сосновосмолопоедательной недели или около того дантиста-теоретика и его отряда скаутов, каковое вмешательство и спасение исторгает разлив нарратива, объяснения и контекста из женщины, которая явно залипает на дантиста с первого взгляда, пусть даже у него наблюдается незначительное выпадение волос, но, так или иначе, разливание и залипание, не говоря об исходной болезненной прекрасности, исторгает ответный поток эмоций из дантиста, а он вдовец; и вот в сомнительном, однако не напрочь неуместном пассаже нам сообщается, что некое нарождающееся любовное растение пускает хрупкий и уязвимый зеленый росток или два, сквозь безлюдную хвойную почву между женщиной и дантистом, пока, сплошь вокруг них и любовного ростка, скауты топчутся и выполняют сложные, связанные с получением почетной нашивки задания, и прокладывают изысканные обратные маршруты, включая передвижение по свету эзотерических туманностей, и предлагают тащить порядком истрепанного психотерапевта обратно до цивилизации на каталке на санном ходу из веток, смолы и плетеных сосновных иголок.
– Рик, а вдруг это и есть знак?
– Подожди до кульминации.
– Нет, Рик, вот. Видишь? Следы ног, но вокруг каждого четыре дырки, будто от ходунков старого человека, утопавших в песке. А вдруг этот кто-то так и шел, с ходунками?
– Думаю, нет. Думаю, человек просто прокладывал курс через поле солнцезащитных зонтиков. Эти дыры не кажутся мне следами от ходунков. Кроме того, это бездюнное место, как ты могла заметить.
– Наверно, ты прав…
– В общем, если рассказывать короче и завлекательнее, дантист-теоретик и до боли прекрасная женщина женятся. Они безумно, неконтролируемо влюбляются друг в друга и решают соединиться навсегда, и женщина рассказывает дантисту обо всем комплекте своих неврозов, и дантист невероятно сострадателен и говорит, что ему все равно, и идет и проводит долгую беседу с наконец-то физически восстановившимся психотерапевтом, и прощает его за злоупотребление совсем беззащитной пациенткой, и только из сострадания и добродетельности просит его быть шафером на надвигающейся свадьбе, свадьба надвигается, и от благоразумия дантиста у психотерапевта с души сваливается понятно какой камень, но только он, психотерапевт, все еще дико страстно увлечен до боли прекрасной женщиной, и потом даже во время свадьбы – на которую пришли, среди прочих, брат дантиста, весь огромный индианаполисский клан женщины и все мало-мальски известные светила теоретической стоматологии – психотерапевт тайком улыбается, посмеивается и щупает тело женщины под свадебным платьем.
– Я устала.
– Каковое щупание на данный момент тщетно, потому что хотя женщине все еще патологически потребны сексуальные интерес и активность, чтобы сдержать буйные невротические припадки, упомянутая потребность, скажем так, ублажается адекватнее некуда дантистом-теоретиком, в котором прекрасная женщина вновь пробудила порыв страсти и позыв к близости, каковых дантист не чувствовал с юности, когда только-только вышел из скаутов. И далее большой кусок текста посвящен рельефным описаниям процессов, подразумеваемых всеми этими вновь пробужденными порывами и ублаженными нуждами, и часть наиболее ярких, в смысле, процессов включает некие стоматологические инструменты, способы использования которых – хотя психологически невинные и, значит, в конечном итоге нормальные, – лежат далеко за пределами дичайших фантазий среднего дантиста. Если ты следишь за дрейфом моей мысли.
– Может, тебе надо дрейфовать поживее. Я правда хочу с тобой поговорить.
– Я это чую, Линор, поверь мне. Давай сделаем это в предложенном контексте.
– Ну так не тяни с этим контекстом.
– И вот дантист-теоретик и до боли прекрасная женщина женятся и достигают поистине умопомрачительных уровней близости, и ни один партнер не отвергает ничто из того, чего хочет другой, как нежелательное или шизанутое, и женщина непомерно счастлива, ибо дико влюблена в этого, пусть далеко не ровесника, но все-таки чрезвычайно впечатляющего дантиста-теоретика, и все ее патологические нужды ублажаются на психологически и социально приемлемых основах. И дантист-теоретик непомерно счастлив, потому что люто и беззаветно любит до боли прекрасную женщину, а ублажение ее неимоверных нужд для него тоже вовсе не пытка. И жизнь их чудесно проста.
– …
– До момента, когда дантист-теоретик становится жертвой кошмарной автомобильной аварии, совершившейся не по его вине, и катастрофически искалечен, сделавшись в результате аварии глухим, немым, слепым и практически полностью парализованным и бесчувственным, опять же, абсолютно не по своей вине.
– Очередная жутко счастливая история, как я погляжу.