Метла системы

– Ну не надо извиняться. – Ланг засмеялся, коснулся губой губы Линор. – Просто соображение, ну и всё. Половая связь – то, что люди делают, когда они женаты, или им там шестьдесят, и они женаты много лет, и у них дети и все такое.

– Ну а что тогда будет у нас, по твоему мнению?

– Что-то совсем-совсем другое, поверь. Просто доверься мне – и ты увидишь.

Линор начертила свою линию, от точки на лбу Ланга, где почти срастались брови, вниз по носу и до желобка на верхней губе. Дойдя до губы, она остановилась, глянула на Ланга и убрала руку.

– Эй, – сказала она. – Что вдруг стало с твоей манерой разговаривать? Почему ты говоришь не так, как обычно? Почему не говоришь что-то типа: «Привяжи меня к заду свиноматки и продай „Оскару Майеру“ [160]»?

Ланг рассмеялся, услышав, как Линор его пародирует. Коснулся рукой краешка ее губы и улыбнулся.

– Может, я и сам не знаю, – сказал он тихо. – Может, просто я сейчас не в том настроении. Может, с разными людьми мы все говорим по-разному. Я же вырос на этом «огурцом, старина», а потом в колледже я был из Техаса и все ждали, что я так и буду говорить, ну это и стала моя фишка, в колледже. В колледже у тебя более-менее должна быть своя фишка.

– Говорят, да.

– Без фишки ты там, поверь, ничто, – сказал Ланг. Его палец вернулся в горячую область ее ног.

– А что у Наффа Дихеранса? – спросила Линор. – Какая у него была фишка? Нет, дай угадаю: бьюсь об заклад, он рыгал как никто. – Она скорчила рожу.

Ланг убрал руку с ее ног, чтобы почесать подбородок.

– Это типа щекотливая тема, Линор, – сказал он. – Старина Нафф в колледже сбрендил. Колледж его покорежил. Он стал стремным.

– Чем он сейчас занимается?

– Понятия не имею. Думаю, вернулся в Пенсильванию или откуда он там. Он реально сбрендил, в колледже.

– Сбрендил – как? Может, подхватил столбняк, когда принуждал людей расписываться у себя на заду, или что?

– Не очень-то ты добра, Линор, – сказал Ланг. Сел и нагнулся, чтобы взять с пола стакан теплого вина. Линор глядела на его спину, пока он пил. – Просто реально сбрендил. В общем, оставался все время в своей комнате. И я имею в виду – все время. Ни с кем не встречался, не говорил. Просто запирался в комнате, сидел за закрытой дверью.

– Ну, это не то чтоб совсем страшно, – сказала Линор. – Многие сторонятся других людей. Многие подолгу сидят в своих комнатах. Я в колледже подолгу сидела в своей комнате.

Ланг обернулся, покачал головой:

– Ага, но, когда доходит до того, что ты типа писаешь в пустые пивные банки, чтобы не выходить из комнаты даже в туалет в бляцком коридоре, тогда это реально плохие новости, как по мне.

– Не могу ничего возразить.

– Он стал стремным. Жутким.

– Может, слишком часто бился головой об стены.

Ланг ухмыльнулся Линор сверху вниз.

– Только ты не знаешь, что он стал основателем целой традиции. После него все стали биться головами об стены. Он стал типа легендой к нашему последнему курсу. Не думаю, что народ вообще соображал, что это тот самый, который все время сидит у себя в комнате. Я думаю, все думали, это кто-то еще.

Линор подумала о большом Наффе Дихерансе: вот он один в своей комнате. Иногда перейдет с места на место. Сходит в туалет в пивную банку. Она помнила его задницу и как он теребил волосы Сью Шо, а та плакала.

– Он ведь не женился на Сью Шо, нет?

– На той девчонке? – переспросил Ланг. – Господи боже, нет. Я такого не слышал. Может, ты знаешь что-то, чего не знаю я.

Позднее они поменялись местами. Ланг лежал там, где до того лежала Линор, а она перебралась на его место. Ланг затолкал спортивную сумку под кровать и сложил рубашки и носки в ящик с какой-то одеждой Мисти Швартц. Был включен огромный телевизор, а звук сделан потише. Краем глаза Линор различала на экране огромные головы, они метались туда-сюда и говорили о новостях. Было что-то о гимнастике, но Линор толком не смотрела.

Ланг сказал Линор, что был несчастлив. Он рассказал ей, что уже давно чувствовал ловушку, удушение, клаустрофобию. Что в последнее время был бухгалтером и ненавидел работу с праведным гневом. Что попал в окружение голоса жены. Линор рассказала Лангу немного о Ля-Ваше и о Кларисе и Элвине Гишпанах, и их проблемах и о семейном театре.

Ланг сказал Линор, что на самом деле хотел бы, и он в этом уверен, вернуться на работу в «Промышленный дизайн пустынь» в Далласе. Рассказал о Гигантской Огайской Супер-Пустыне Оригинального Дизайна, и Ниле Обстате-мл., и Эде Рое Янси-мл., и Пустыне Корфу. Сказал, вышло так, что отец сказал ему: Энди, женишься на еврейке – в компании тебе не место. Его отец был туп и упрям, и Ланг тоже, и поэтому Ланг в последние годы работал бухгалтером.

– А вообще, она ведь даже и не еврейка, вообще, – сказал Ланг. – Она и в церковь не ходит. И видит бог, ее папочка не ходит ни в какие еврейские церкви. Ее папочка – сумасшедшая пантеистская скотина, которая почитает свой газон. – Ланг рассказал Линор кое-какие любопытные подробности касательно Рекса Металмана и его газона, и Скарсдейла, и бывшей жены Рика Вероники. Потом Ланг принялся целовать Линор.