Читаем Метла системы полностью

– В общем, просто знай, что я тут, ну и всё; я там, весь день, до трех, – сказал Концеппер.

– Да, – сказала Эвелин. Она вернулась в дом, оставив дверь открытой.

Концеппер двинулся по дорожке из шероховатого кирпича к Скотту Слотнику.

Через окно гостиной Эвелин наблюдала, как Концеппер замер, улыбнулся и опустился на колени, чтобы сказать пару слов Скотту Слотнику. В ответ на сказанное тот робко улыбнулся и кивнул. Концеппер засмеялся. Эвелин попыталась пригладить утренние волосы, чтобы те облегали уши. Ее липкие пальцы тянули волосы за собой.

<p>16. 1990</p>/а/

9 сентября

Сон, столь абсолютно пугающий, сбивающий с толку и зловещий, что, когда Концеппер очнулся, из него лилось.

«Доктор Дж___ в опасности, большой и личной», – подумал он, криво ухмыльнувшись,

Мы с Лангом в моем офисе, каждый на своем стуле, перевод – между нами. Мы оба таинственно и тревожно нагие. Полдень; движется тень. Я гляжу вниз и накрываю себя чайным пакетиком, но есть еще Ланг во всем своем ужасе. Ланг рисует портрет Линор на обороте последней страницы «Любви». Это потрясающий, жизнеподобный портрет неодетой Линор. У меня под чайным пакетиком начинается эрекция. Ручка Ланга – в форме пивной бутылки; Ланг периодически эту ручку посасывает. Линор – на странице, на спине, Варгасова дева [138], В. Ланг пишет свои инициалы на Линориной длинной, изогнутой ноге: глубокие, порочные ЛВШ.

По мере написания инициалов сквозь страницу проступают руки и волосы; наливаются груди, вздымается животик, взметываются и расходятся колени, ступни застенчиво елозят по краям страницы. Ланг работает ручкой. Линор выходит из страницы и кружит по комнате.

Клацают по оконному стеклу ногти. За окном – юная Минди Металман, очень юная, вероятно тринадцати лет, с яркой помадой на крохотных разбитых губках. Держит механический секатор, показывает на чайный пакетик. Меня засасывает обратно в тень, которая чернилами расползается по белой стене. Когда я отвожу взгляд от окна, Линор, стоя на коленях, расписывается ручкой в виде пивной бутылки на Ланговой ягодице, пишет свое имя длинными медленными завитками, фиолетовыми чернилами, а ее другая рука находит точку опоры, какую может, на Ланговом героическом переде.

Я издаю безвоздушный вопль и начинаю фонтанировать мочой. Поток направлен вверх, это веер из неисчислимого множества струй, и они бритвенно остры и столь горячи, что меня ошпаривает, когда я пытаюсь их пересечь. Я в ловушке своего же веера. Горячие стремнины вихрятся на офисном ковре, поднимаются, плещутся, мертвенно-белые, у Линориных грудей, дрожащих от ее усилий. В горячих брызгах чайный пакетик кровоточит. Заваривается чай. «Ты, чай, симптосис!» – говорит Ланг, усмехаясь.

Линор тонет; Ланг удерживает ее голову над поверхностью океана жжено-желтого чая у своих ягодиц. Она продолжает расписываться. В бурлящем кипятке заживо варятся мыши, их хвостики извиваются. Я задыхаюсь. Это чай марки «Салада». На пакетике написано емкое: «Крутые мужики смеются над собой, мужики покруче смеются над этими крутыми» [139].

Ланг глядит вниз, на себя, и начинает неуклюже барахтаться. Я сдаюсь кошмару. Мой диплом смыт со стены и унесен прочь пенной волной.

Когда Концеппер очнулся, из него лилось, он обнаружил, что и правда обмочил кровать, но, к счастью, пятнышко было не больше кляксы, и он затер его носовым платком.

Просто они сейчас в доме Тиссоу, а я здесь. Кливленд становится невообразимо плотен, когда человек плохо спал и одинок. Такого человека я бессилен даже надеяться хоть как-нибудь описа́ть. Правда.

/б/

ЧАСТИЧНАЯ РАСШИФРОВКА ИНДИВИДУАЛЬНОЙ СЕССИИ, КАБИНЕТ Д-РА КЁРТИСА ДЖЕЯ, PH.D. ЧЕТВЕРГ, 9 СЕНТЯБРЯ 1990 ГОДА. УЧАСТНИКИ: Д-Р КЁРТИС ДЖЕЙ И МИЗ ЛИНОР БИДСМАН, 24 ГОДА, ПАПКА НОМЕР 770–01-4266.

Д-Р ДЖЕЙ: И что вы в свете всего этого чувствуете?

МИЗ ЛИНОР БИДСМАН: Что я чувствую в свете чего?

ДЖЕЙ: Ситуации, которую мы только что постарались проговорить, в которой разлука с вами и молчание в отношении вас вашей бабушки парадоксальным образом пробуждают в вас чувство большей близости и общения с прочими вашими родственниками.

ЛИНОР: Ну, есть еще Джон, в Чикаго или где он там.

ДЖЕЙ: Давайте выведем его за скобки, напокамест.

ЛИНОР: Напо что?

ДЖЕЙ: Вперед, за вашими мыслями.

ЛИНОР: Какими мыслями?

ДЖЕЙ: Мыслями, которые мы только что вместе охарактеризовали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги