Преподобный Фэн наискось пересёк внутренний двор, некоторое время постоял под ливнем, чернея каменной статуей в синих вспышках молний, и уверенно направился к западному крылу монастыря — туда, где находились патриаршие покои. Вход в эти помещения был закрыт для всех, включая и самого уродливого повара. Это не распространялось на нескольких особо доверенных лиц и высших иерархов братии, а остальные члены общины могли только мечтать о подобной привилегии.
Пеньковые сандалии повара глухо шлёпали по мокрым плитам, а за маленькой фигуркой с деревянным диском неслышно и невидимо крался Змеёныш Цай, время от времени нервно принюхивавшийся, словно поймавшая след охотничья собака.
Но близко подходить к запретному входу в покои патриарха преподобный Фэн не стал. Обогнув западное крыло, он той же уверенной походкой двинулся к решётчатым, никогда не запирающимся воротам, за которыми начиналась массивная каменная лестница, ведущая в монастырские подвалы. Согласно правилам обители, все двери в монастыре были открыты для любого монаха, будь он новичком или опытным наставником Закона, — за исключением всё тех же покоев патриарха. Но подвалы Шаолиня… Ведь именно там, в этих смертельно опасных подземельях, располагался знаменитый Лабиринт Манекенов, созданный гениальным механиком древности, который, по слухам, и сам не всегда знал, каким образом срабатывает его детище!
И Змеёныш Цай, ни минуты не колеблясь, последовал за странным поваром, когда тот принялся спускаться по блестящим от дождя ступеням во мглу подземелья.
Внизу царила непроглядная темень, но для двоих людей, оказавшихся в сыром коридоре, свет не был так уж необходим: отец Фэн явно ходил здесь далеко не в первый раз, а умение видеть в темноте испокон веку числилось в списке талантов семейства Цай. Поэтому Змеёныш не упустил того момента, когда преподобный повар остановился и принялся совершенно бессмысленно тыкать краем своего диска в оказавшуюся перед ним дверь.
Змеёныш Цай нырнул в тень удачно подвернувшейся ниши — темнота темнотой, а осторожность ещё никому не повредила — и пригляделся.
На двери просматривались смазанные следы от множества печатей — наложенных, а затем не особо тщательно соскобленных, словно хозяин этой двери знал: опечатывать дверь придётся ещё неоднократно, так что стараться не стоит.
За этой дверью и начинался Лабиринт Манекенов.
И именно эту дверь опечатывали за спиной вошедшего внутрь монаха — потому что обратного пути для сдающего высшие экзамены не было.
Обратный путь вёл разве что в канцелярию владыки Преисподней, князя Яньло, где трусу назначат следующую жизнь по мерке его дрожащей душонки.
Повар ещё несколько раз ткнул диском в дверь, отозвавшуюся недовольным гулом, и присел на корточки. Вынул из-за пазухи тряпку и принялся елозить по своему диску. Стёр часть написанного, потом отцепил от пояса привешенный к нему берестяной короб, извлёк из короба кусочек уголька и задумчиво уставился в слезящийся потолок.
Уголёк ткнулся в полированную деревянную поверхность — сперва неуверенно, как новорождённый кутёнок вслепую ищет материнский сосок, затем всё настойчивей…
«Пишет, — догадался Змеёныш. — Цзин и жань, чистое и грязное. Как же у него дождём-то все иероглифы не посмывало?.. Или посмывало всё-таки?! Но тогда что он стирал тряпкой?»
Монах через некоторое время удовлетворился результатом и гнусаво захихикал. Смех его внезапно заполнил весь коридор, скрытые за дверью подземелья радостно откликнулись, преисполнившись сумрачного веселья. Но так же неожиданно, как и возник, смех странного монаха Фэна смолк.
На мгновение оторопевший Цай завертел головой и проворонил тот миг, когда преподобный Фэн подпрыгнул, как тощий облезлый кот, трижды ударив в стену рядом с дверью. Для этого монаху пришлось извернуться всем телом, потому что иначе не было никакой возможности сперва пнуть ребром левой стопы в ничем не примечательный камень на уровне пупка, потом левой ладонью звонко шлёпнуть наотмашь о выбоину чуть повыше лица — и тут же, словно оттолкнувшись от воздуха, взмыть на добрый локоть, крутануться волчком и подошвой правой ноги влепить добрую пощёчину выщербленному кирпичу, напоминавшему оскаленную морду сказочного зверя гунь.
Дверь в Лабиринт Манекенов подумала-подумала, обиженно заскрипела и стала открываться.
Приземлившийся и замерший на корточках отец Фэн неслышно захлопал в ладоши, подобно играющему ребёнку, затем подхватил с земляного пола свой диск и бегом кинулся в темноту, где незримо крылись тысячи смертей.
3
Дверь за спиной монаха немедленно захлопнулась, не оставляя Змеёнышу Цаю выбора: оставаться здесь или же набраться смелости и последовать за поваром.
Наверняка именно в Лабиринте, откуда выходили с клеймом тигра и дракона на руках или не выходили вовсе, и крылась разгадка головоломки, мучившей судью Бао, но Змеёныш был далёк от того, чтобы переоценивать собственные силы.
На всякий случай он подошёл и надавил на дверь.
Нет.