До того суматошного дня, когда Шаолиньский монастырь снова погрузится в пучины политики и радения о благе государства, когда один из претендентов на патриаршество опрометчиво уедет в столицу и займёт там видный военный пост, предложенный ему Сыном Неба Ван Ли, а второй станет патриархом обители и примется усердно поставлять Поднебесной бритоголовых сановников, — до этого дня останется ровно сто десять лет.
История смешлива, как начинающая потаскушка, — спустя три века после того, как диск преподобного Фэна дал трещину, маньчжурский император Канси повторит во всеуслышание:
— Шаолинь должен быть разрушен!
И через месяц погибнет при удивительных обстоятельствах, так и не успев двинуть войска на обитель.
Зато преемник безвременно почившего государя упрямо прикажет сровнять мятежный монастырь с землёй. Первая карательная экспедиция завершится сокрушительным провалом, но во второй раз монах-изменник проведёт правительственный отряд через укрепления, а в последний момент отчего-то кинется в схватку с самими маньчжурами и погибнет вместе со ста двадцатью восемью монахами-воителями.
В трактате «Десять тысяч драгоценностей» упомянут мельком, что изменника-безумца звали Фэном, и уродство его облика отвращало от себя взгляды людей. А демоны Тёмного Приказа будут шептаться украдкой, что в день резни во дворе прославленной обители без видимой причины вспыхнул и сгорел дотла свиток — да-да, тот самый свиток, только давайте вполголоса!.. Впрочем, князь Яньло не станет наказывать оплошавшего булана; лишь постоит молча, дунет — и пепел запорошит Владыке глаза.
Спастись удастся лишь пятерым клеймёным сэн-бинам; а спустя ещё двести лет двое не поладивших меж собой местных генералов подожгут обитель, и она будет гореть сорок дней.
Маньчжуры убьют монахов и этим ограничатся — вскоре власти заново отстроят и обласкают Шаолинь; китайские же генералы ополчатся на строения.
Шестнадцать внутренних храмов и бесчисленное множество прочих сооружений, от крыш до подвалов, обратятся в пепел. И просвещённые офицеры XX столетия нашей — теперь уже и впрямь нашей — эры… вздрогнут господа офицеры, попятившись, а руки их непроизвольно потянутся взять под козырёк, когда клубы дыма над пылающим Шаолинем на миг сложатся в гигантскую тень; огонь безвеких глаз Бородатого Варвара гневно полоснёт по варварам цивилизованным — и в следующее мгновение с ужасающим грохотом обрушится крыша Зала Закона.
Впрочем, свидетели промолчат.
История смешлива — одного из бежавших от маньчжурского погрома сэн-бинов, прославившегося позже жёсткими атаками в старошаолиньской манере и стремительными змеиными укусами в завершение боя…
Этого монаха звали Цай.
Лазутчики жизни — это те, кто возвращается.
И великий учитель Сунь-цзы, которого без устали обязан цитировать любой, мнящий себя стратегом, здесь абсолютно ни при чём.