Лежать было мягко и удобно; это пугало. «Как дома», — подумалось судье. Он попытался шевельнуться, стряхнуть сонную одурь — сразу закружилась голова, и некоторое время Бао просто лежал, не открывая глаз и прислушиваясь к собственным ощущениям. Слабость. Головокружение. Тепло. Покой.
Голод! Но не прежний, животный, терзающий душу и тело, сводящий спазмами живот. Выездной следователь чувствовал себя изрядно проголодавшимся, но отнюдь не умирающим от истощения.
Умирающим. «Так я всё-таки умер или нет?» — этот вопрос неожиданно взволновал его, хотя волнение было чувством забытым и чужим; и судья Бао поспешил открыть глаза.
Потолок. Знакомый, украшенный лепниной в стиле «макушка журавля». Где он его видел? В своём адском кабинете? Нет, не похоже. Скорее — дома, в собственной спальне!..
Бао с усилием повернул голову.
Столик. Невысокий столик на гнутых ножках, столешницу которого почему-то рассекала уродливая трещина. Раньше её не было. На столике громоздились кувшинчики, горшочки, чашки и прочая утварь.
«Дома! Жив!» — радостно ёкнуло сердце.
Правда, над кроватью теперь отсутствовал балдахин, но с этим можно будет разобраться позже.
Это прекрасно — возможность с чем-нибудь разобраться, причём непременно позже!
Подчиняясь налетевшему, как вихрь, порыву, судья громко позвал жену.
Вернее, хотел громко, а получилось пискляво и еле слышно, но буквально через мгновение за стеной прошуршали торопливые шаги, и перед следователем возникла его младшая жена.
— Вы очнулись, мой господин! — Она упала рядом с кроватью на колени. — Наконец-то! Радость, радость-то какая! А мы тут…
— Потом, — напрягшись, просипел Бао. — Есть давай! Я голоден, как восемь тигров!.. Или как четыре дракона, — добавил он, подумав.
Жена не совсем поняла, при чём тут драконы и тигры, но в руках её мигом появился пузатый горшочек, и в губы судьи ткнулась серебряная ложечка, предназначенная специально для кормления тяжелобольных. Выездной следователь втянул в себя содержимое, едва не прихватив заодно и ложку, но тут же скривился и выплюнул всё обратно.
— Что это за дрянь?! — возмутился он уже почти нормальным голосом.
— Целебная питательная кашица из пророщенных семян проса и ячменя, которую прописал вам лекарь, — испуганно ответила жена.
— А что ещё он мне прописал? — с нехорошим предчувствием поинтересовался судья.
— Молоко, отвар…
— Пусть сам это и пьёт! — не выдержал выездной следователь, с детства питавший отвращение к молоку. — И заедает целебной кашицей! Значит, так: свинину под кисло-сладким соусом, карпа, жаренного в сметане… ну, можно варёного, потом вина, и обязательно подогреть!..
Разумеется, ни вина, ни жареного карпа, ни тем более свинины под кисло-сладким соусом ему не дали. Пришлось удовольствоваться варёной щукой, куриным бульоном и жиденьким чайком — что, впрочем, судью вполне устроило.
Обсасывая рыбий хребет и запивая еду бульоном прямо из чашки — ложечка выскользнула из жирных пальцев и закатилась под кровать, — судья слушал рассказ жены.
Собравшаяся вокруг семья (в полном составе, включая до сих пор не уехавшую тётку) с умилением взирала на выздоравливающего хозяина дома, то и дело дополняя, перебивая, перекрикивая и споря, что отнюдь не способствовало вразумительности повествования.
Вкратце дела обстояли так.
На следующий день после ареста судьи во двор заявился даос вместе с ослом («Знаю», — махнул рукой Бао, но родичи сочли, что глава дома шутит или что-то путает), и когда святой Лань завершил магический ритуал, то в пасти осла открылась сверкающая жемчужная лестница с яшмовыми перилами, всё семейство ступило на неё и вскоре оказалось в некоей чудесной стране, которая, как им сказали, называется…
— Ослиная Задница, — пробормотал себе под нос выездной следователь и из-за этого не услышал более благозвучного варианта названия чудесной страны.
Там высились дворцы из чистого хрусталя, коралловые пагоды, гиацинтовые беседки, благоуханный аромат чайных роз разносился над шелковистой травой, и лазоревые птицы щебетали в ветвях деревьев, под сенью которых звенели прозрачные ручьи…
Одним словом, рай.
«Вот он, значит, где находится», — подумал судья Бао, к которому уже начала возвращаться его обычная язвительность.
А какие яства там подавали!
А какие прекрасные девушки прислуживали, услаждая по вечерам слух и взор пением и танцами!
А какие…
Судья слушал и искренне радовался за своих близких, одновременно столь же искренне завидуя: пока прекрасные девы развлекали семью в райских дворцах, он, глава дома, благополучно подыхал в застенках принца Чжоу!
Однако это было уже не важно: мытарства закончились, он дома, в кругу семьи, и теперь всё будет хорошо. «Всё обязательно будет хорошо!» — убеждал себя судья Бао, так и не сумев увериться в этом до конца.
— …А Старшенький Вэнь совсем оправился от хворей: раны телесные за три дня зажили сами собой, а напевы райских дев исцелили его душу (при этих словах Старший Вэнь покраснел и смущённо потупился — дело явно было не в одних напевах).
В глубине дома послышался шум, и вскоре раздался знакомый бодрый фальцет: