— Ты удивительный человек, — сказал вдруг преподобный Бань, разглядывая юношеский профиль своего спутника.
Змеёныш споткнулся. Личина лазутчика требовала этого — ещё бы, услышь кто нечто подобное из уст наставника, рвущего вот такенные бамбучины, так и вовсе ума бы лишился!
На самом деле Цай всю дорогу от Нинго к этим холмам ждал чего-нибудь подобного.
— Ты удивительный человек, — без нажима повторил бодисатва из тайной канцелярии. — Я совершенно не могу запомнить твоего лица. Вот когда смотрю — всё ясно: высокие скулы, чуть припухшие веки, нос с горбинкой, ямочка на подбородке… А отвернусь, и мгновенно забываю! То есть, конечно, помню: ямочка, высокие скулы… но эти слова перестают складываться в лицо. Интересно, если сейчас кто-нибудь напомнит о тебе патриарху или наставнику Лю — смогут ли они воссоздать в уме внешность своего инока?!
— Да что вы такое говорите, наставник! — Чуть не плача от обиды, Змеёныш наскоро огляделся. — Вот нападут на нас злые грабители, убьют меня в неравной схватке, а вы потом скажете, плача и стеная: несправедлив я был к молодому иноку, обижал его почём зря! Ругал ругательски, упрекал невесть за что! Явитесь вы в Столицу, к мудрому наставнику Чжан Во, правой руке Сына Неба, «обнимающему голову морской черепахи»,[56] и повинитесь — дескать, взял себе в служки бедного юнца и загубил молодую жизнь! Казните меня страшной казнью!
Неся всю эту чепуху, Змеёныш исподтишка озирался по сторонам. Даже в случае возможного разоблачения ему и в голову не приходило пытаться мериться силами с преподобным Банем. Всё равно что совать руку в пламя в надежде, что не обожжёт! Зато… вон ущельице меж двумя холмами, и если припустить вдоль колючей стены можжевельника, после нырнуть в глинистый распадок, а там и холмы нужные тут как тут!..
Змеёныш должен был попасть в Бэйцзин.
А с Банем или без — это уж как получится.
— Явлюсь я в Столицу, к мудрому наставнику Чжан Во, — улыбнулся монах, катая желваки и словно напрочь забыв о предыдущей теме разговора. — Явлюсь и скажу… Интересно, юный мой инок, каким ты себе представляешь наставника Чжана?
— Каким? — Змеёныш сделал вид, что смешался, внутренне обрадовавшись безобидному вопросу.
Похоже, бегство откладывалось.
Надолго ли?
— Каким? — ещё раз задумчиво прищурился Цай. — Ну, огромным, как дракон… или как главный воинский наставник Лю! Что называется, могуч и славен, глаза треугольные, рёбра что брёвна, голова словно башня! Чело задумчивое, покрыто шапкой из тончайшего шёлка, лицо и уши удлинённые, подобно лику милостивого Будды… Стоит наставник Чжан у верхней ступени трона, даёт государю мудрые советы, радеет о благе Чжунго! И вид наставника Чжана во всём подобен… да вот вашему и подобен, наставник Бань! Точь-в-точь, как одна мама рожала!
Преподобный Бань смеялся.
Он смеялся так заливисто и открыто, что даже носильщики ни с того ни с сего приободрились и затянули мерным речитативом:
Наконец монах отсмеялся и утёр слёзы.
— Тебе не в иноки, тебе б в сказители податься! — чуть охрипшим голосом бросил преподобный Бань. — То-то радости у базарных зевак было бы! А в общем, ты прав… и глаза треугольные, и уши удлинённые, и о благе радеет. Так радеет, что всё время в разъездах! Явится в одну провинцию, явится в другую и давай сразу же местных силачей на помост звать! Выходите, герои и удальцы: один на один, трое вооружённых на одного безоружного, скопом против деревянной скамейки да палочек для еды! Трижды кланяюсь и нижайше прошу! И что ты думаешь, милый мой инок, — выходят…
Веселье Баня как ветром сдуло, что-то болезненное, злое пробилось в словах; и Змеёныш почувствовал — не в нём, не в лазутчике жизни дело!
В другом, сокровенном, о чём только вот с дураком служкой и поговоришь…
— Выходят герои! Каждому птица Пэн в огузок клювом сунула — лестно великого мастера с клеймёными руками прилюдно победить! А потом гудит по Срединной стоустым эхом: наставник Чжан чудеса на помосте творил, ан после его чудес местные князья да знатные хоу не своей смертью помирают! Того на охоте случайно подстрелили, этот от тёмной горячки скончался! Небось заговор против государя плели! Государю от смерти непокорных польза, наставнику Чжану — почёт да слава; а Поднебесной — сплошные напасти и «Безумие Будды»! Гневается Будда-то — почему монах, от мира ушедший, в миру козни творит?! Скажешь, не слышал? Отвечай!
Последнее явно относилось к Змеёнышу.
И лазутчик понял: надо отвечать, причём отвечать быстро и настолько честно, насколько это возможно в его положении.
А иначе один выход — вон ущельице… и то вряд ли поспеешь.
— Слышал, наставник, — потупился Змеёныш. — Не глухой… Всем болтунам рты не заткнёшь!