Месяц на море

– Понимаешь, мне одинаково нравилась и музыка, и морское дело. Школу я окончил хорошо, можно даже сказать, почти отлично. Одна четверка по литературе. За плечами была музыкальная школа. И мне очень хотелось стать музыкантом или пойти в класс композиции. Я же сочинял небольшие пьесы музыкальные.

– То есть музыка тебе нравилась больше?

– Да.

– Но пошел ты в военное училище. Стал кадровым военным.

– Да.

– Почему?

– Все просто. В искусстве надо не только быть талантливым, надо, чтобы тебе везло. Деньги в искусстве очень тяжело достаются. А военные люди на содержании у государства. У меня всегда будет служебная квартира, оклад, а главное…

– Что – главное? – спросила Александра.

– Главное – у меня будет рано пенсия, и она будет большой.

Архипова аж поперхнулась лимонадом и чуть не прикусила язык – этот человек в возрасте шестнадцати лет думал о пенсии!

– Послушай, но военные люди – это прежде всего военные действия! Это не пенсия, это – опасность, долг, жертвы. Это же особенная профессия! – Архипова говорила искренне.

– Это все зависит от того, как устроишься.

– Ты приспособленец.

– Да, очень хороший приспособленец, – спокойно и даже с гордостью произнес Колесников, – не всем быть героями. Да и…

– Поняла, геройство – это сродни страсти. Что-то сильное, опасное, огненное… Опалить может. Во всяком случае, я уважаю тебя за то, что ты честен. Не всякий в этом признается.

Колесников посмотрел на нее удивленным взглядом, и Александра подумала, что он свою позиции видел исключительно в положительном свете. Она помешала соломинкой лимонад, улыбнулась Колесникову.

– Знаешь, разговор по душам – это очень важно.

– Оригинальная мысль, – ухмыльнулся тот.

– А ты не язви, – теперь уже усмехнулась Архипова, – а то я тебе этот сворованный помидор буду припоминать при каждом удобном случае!

Эта история как-то сгладилась. Не забылась обеими сторонами, но табу было наложено по умолчанию.

А разговоров по душам у них потом еще было немало. Взрослые люди узнают друг друга через свои истории. Но Архипову огорчало, что Сергей Мефодьевич ни разу не задал ей ни одного вопроса. Словно прошлое женщины, с которой он проводит месяц на море, вообще его не интересовало.

Эпизод четвертый. А музыка играла…

Утро было хмурым, и Колесников устроил уборку. Архипова даже не поняла, что он делает, ползая на коленях по кухне.

– Сережа? – спросила она. – Что-то потерял?

– Да, – ответил Сергей Мефодьевич из-под стола.

– Что?

– Пыль.

– Какую пыль? – спросила Александра, а потом сообразила, что речь идет о той самой пыли, которая лежит по углам у нерадивых хозяек.

– Обычную пыль. И песок. Обычный морской песок.

– Сегодня день уборки?

Колесников наконец поднялся с колен.

– Ну, похоже, пора. Во всяком случае, мне так кажется.

– Что же ты мне не сказал? Я встала бы пораньше и помогла!

– Зачем же буду говорить? Во-первых, и так все видно. Во-вторых, я сам справлюсь.

– Не выдумывай! – Архипова, уже зная характер Колесникова и его манеру разговаривать, не обратила внимания на колкость. – Где у тебя пылесос?

– Пылесос? – выпятил нижнюю губу Сергей Мефодьевич. – Нормально убрать можно только руками!

– Так пылесос в руках и будет, – рассмеялась Александра, – человек управляет пылесосом.

– Александра, – сделал нервное движение руками Сергей Мефодьевич, – ты займись своими делами какими-нибудь. Книжку почитай, кино посмотри. Я сам справлюсь.

Прозвучало это как «не мешайся под ногами, раньше надо было думать, глаза у тебя есть – пыль лежит слоями!».

Архипова прислушалась к интонациям и ответила:

– Тоже правильно. Ты просто запустил дом. Так нельзя!

Она на цыпочках прошла в комнату и плюхнулась на диван. Сначала Архипова копалась в телефоне, потом тонкой бархоткой протерла свои холеные ногти, потом взяла «Графа Монте-Кристо». Книжка была большого формата, она полностью скрыла лицо Архиповой. «Ох, ну и характер! Самое главное, не знаешь, как себя вести! Злится на меня. За что? За то, что не убираю? За то, что не проявила инициативу? Не заметила пыль? А что ты сам делал? Подчеркнуто отодвигал меня от решения любых проблем, дел и решений. Более того, злился, если я проявляла инициативу. А раз так… решаем вместе, убираем вместе. Решаешь ты – убираешь ты!» – спокойно думала Архипова.

Колесников продолжал ползать на коленках, тщательно тер пол. Архипова краем глаза наблюдала, замечала мокрую пыль, мелкий мусор и удивлялась упрямству человека.

Через два часа мытарств уборка была окончена.

Колесников потный, взлохмаченный, назидательно произнес:

– Вот, сделано важное дело. Теперь в душ, переодеться в чистую одежду, и будет ощущение праздника.

Неожиданно у Архиповой сжалось сердце. В этой фразе было что-то очень одинокое и жалкое. Она представила, как Сергей Мефодьевич убирает квартиру в одиночестве, как тщательно раскладывает салфетки, нарезает хлеб, садится пить чай или кофе. А в чистой квартире ни души, ни звука. И слова молвить не с кем. Чистота и порядок и самому нужны, но как важно разделить это все с кем-то.

– Сережа, пока ты в душе, я в магазин выскочу.