Мешуга

—   К Ирке Шмелкес. У меня для нее чек, который я таскаю уже неделю. Чеки комка­ются в кармане, и иногда банк отказывается принимать их. Мы проведем с Иркой не бо­лее десяти минут. Она будет настаивать, чтобы мы остались на ужин, но я твердо от­кажусь. Потом мы поедем к Мириам. Обе женщины твои страстные поклонницы. Ми­риам даже написала статью о тебе в своем колледже.

—   Если бы я знал, что мы будем наносить визиты всем этим женщинам, мне следовало бы надеть другую рубашку и костюм.

—   На тебе прекрасная рубашка и костюм тоже. По сравнению с тем, что ты носил в Варшаве, ты стал настоящим денди. Единственно, твой галстук надо привести в поря­док. Вот так!

—   Я небрит.

—   Не беспокойся, Мириам привыкла к бородатым. Ее паршивец муж, Стенли, не­давно отрастил бороду. Ирку Шмелкес ты знал в Варшаве, ради нее незачем изысканно одеваться.

Такси остановилось на углу Бродвея и Сто седьмой-стрит, и мы вошли в многоквартирный дом без лифта и поднялись на два мар­ша. Потом Макс Абердам остановился от­дохнуть. Он постучал пальцем по левой стороне груди.

—   Мой насос работает с перегрузкой. Подождем пару минут.

Когда мы продолжили подъем по лестни­це, Макс, задыхаясь, пожаловался:

—   Зачем она загнала себя на четвертый этаж? Эти люди берегут свои деньги, они слишком скаредные — боятся, что не сего­дня завтра голод начнется и в Америке.

На четвертом этаже Макс постучал в дверь, и ее тотчас открыла Ирка Шмелкес, низенькая женщина с круглым лицом, кур­носым носом, черными глазами. Ее рот был слишком широк для маленького личика. Ей, вероятно, было намного больше пятидесяти, да еще она пережила лагеря, но выглядела Ирка моложе своих лет. Ее черные как смоль волосы, по-видимому, были недавно покра­шены. На ней было черное декольтирован­ное платье без рукавов. Похоже, она подго­товилась к нашему приходу. Ирка сделала вид, что удивилась мне, и сказала:

—   О, ты привел гостя. Я не ожидала.

Улыбаясь, она обнажила ряд вставных зу­бов, а на ее левой щеке появилась едва заметная ямочка. Мы прошли длинным коридором. Из кухни пахло жареным мясом, чесно­ком, жареным луком, картофелем. Она заве­ла нас в комнату, в которой стоял(как это называли в Варшаве) — днем он за­менял софу, а ночью использовался в качест­ве постели. Было очевидно, что квартира не ее, а комната, в которой мы стояли, служила и гостиной, и столовой, и спальней. В дверь постучала молодая женщина и сказала:

—   Миссис Шмелкес, вас просят к телефону.

—   Меня? Минуточку.

И Ирка Шмелкес исчезла.

—   Все еще неплохо выглядит, — заметил Макс. — Ее муж, слабоумный, рвался быть троцкистом, поэтому его и угробили в Испании. Все они хотят создать лучший мир и уми­рают как мученики. Ради кого они жертвуют собой? Кто вознаградит их в могиле?

—   Быть может, Всевышний тоже троцкист, — сказал я.

—   Хм? Что произошло в Испании, мы никогда не узнаем. Сталин учредил там всеобъ­емлющую инквизицию. Они приезжали, что­бы воевать против фашизма, а их казнили собственные товарищи. Наши евреи всегда первые на линии огня. Они, видите ли, долж­ны освободить весь мир, не больше не мень­ше. В каждом еврее присутствуетМессии.

Когда Ирка Шмелкес возвратилась в комнату, я заметил, что на ней туфли с необык­новенно высокими каблуками. Она сказала:

—   Проходят дни и ночи, и никто даже не подумает позвонить. А когда появляются два таких важных гостя, как вы, меня зовут к телефону. И ради кого? Ради какой-то старой сплетницы, которая жаждет поболтать!

—   Где твой сын Эдек? — спросил Макс.

—   Где? В библиотеке. Этот мальчик загонит меня в могилу. Он тащит домой книги со всего света. Едет на Четвертую авеню, где можно достать книгу за никель[32] или три за дайм[33], и возвращается с грудой старых книг. Он хочет знать все. Однажды я застала его читающим пожелтевшую книгу о поездах в Огайо или Айове, полную цифр и расстоя­ний. Зачем Эдеку знать о поездах в Огайо, ходивших много лет назад? Он больной, больной. Слава Богу, эта горбунья выехала, и я смогла отдать ее комнату Эдеку. Она уже полна книг.

—   У меня чек для тебя, — сказал Макс.

—   Он определенно будет использован. Но ты, дорогой, и гость, которого ты привел, для меня важнее, чем чек. Что с вами случи­лось, Аарон Грейдингер? С тех пор, как вы стали газетным автором, вы больше не жела­ете знать нас, маленьких людей. Та молодая женщина, которая позвала меня к телефону, ваша читательница. Если бы она узнала, что вы здесь, в моей комнате, она бы перевернула весь мир вверх ногами. Подождите, я при­несу закуски. Я приготовила больше, чем обычно, как будто сердце мне подсказывало, что вы оба придете. сейчас вернусь!

И Ирка вновь исчезла.

—   Мы должны что-нибудь попробовать, нравится нам это или нет, — сказал Макс. — Люди, знавшие голод, относятся к еде, как к самому большому благу. Они доконают меня своими угощениями, и я даю обет посылать им чеки по почте. Что мне сейчас нужно, так это сигара. Где моя зажигалка? Ну вот, я ос­тавил ее у Раппопорта.