Мешуга

— ироническая версия библей­ской истории о том, как ослепший в старости Исаак благословил в качестве своего наследника младшего сына Иакова вместо старшего Исава (Бытие, гл. 27).

[17] - — польский еврейский писатель, писавший на идише (вторая половина XIX века).

(1876-1927) — польский еврей­ский писатель и общественный деятель.

(1871—1942) — еврейский писа­тель, журналист, автор книг по философии хаси­дизма; хасидизм — (от слова хасид — букв. «благочестивый») — религиозно-мистическое тече­ние в иудаизме, для которого характерны экзальта­ция, почитание цадиков, то есть праведников, свя­тых людей.

[20] - букв. «учение») — много­томный свод священных еврейских текстов, в ос­новном разъясняющих и комментирующих Тору. Различают Иерусалимский и Вавилонский Талмуды (по месту их написания). Считается, что Талмуд впервые записан в период со II века до н. э. до V века н. э.

букв. «завершение») — толкование Мишны, древнейшей части Талмуда.

(букв. «рассказ») — собрание изречений, толкований отдельных мест Библии и гимнов. Здесь — наиболее известная Пасхальная Агада, посвященная празднику Песах.

— герой поэмы Лессинга «Мои­сей Мендельсон».

[24] - — мясные хлебцы, зразы с яйцом или луком.

— юго-восточная часть довоенной Польши, в которую с 1772 года входили некоторые области собственно Польши, включая Краков, и юго-западной Украины, включая Львов. Большая часть Галиции входила в «черту оседлости».

— украинские кушания, каша и пирожки.

Глава 2

Когда мы спустились на лифте и пошли вдоль Вест-Энд-авеню, Макс взял меня за руку.

—  Аарон, я в отчаянно затруднительном положении с Мириам.

—  Мириам — кто? — спросил я. — И почему ты в отчаянии, Макс?

—   О, для меня Мириам все еще ребенок — молодая, хорошенькая, интеллигентная. Од­нако, к несчастью, она замужем за амери­канским поэтом, тоже молодым человеком, с которым теперь надеется развестись. Если бы я не был женат, Мириам была бы благо­словением, посланным мне небесами. Но я не могу развестись с Привой. Мириам считает себя совершенно одинокой в этом мире. Ее родители разведены. Отец живет с какой-то посредственностью, которая мнит себя ху­дожницей, с одной из тех, что размазывают на холсте несколько пятен и мазков и вооб­ражают себя Леонардо да Винчи наших дней. Мать уехала в Израиль с человеком, вообра­зившим, что он актер. Ее муж, я имею в виду мужа Мириам, считает себя поэтом. Наши об­разованные вечно ворчат, что мы, евреи, — люфтменшен[27], люди без профессии, без кли­ентуры. Но таких витающих в облаках, как это новое поколение в Америке, нигде не най­дешь. Я пытался читать стихи ее мужа, но в них нет ни логической связи, ни музыки.

— Эти недотепы все разом — футуристы, дадаисты[28] и еще в придачу коммунисты. Они пальцем не пошевелят, чтобы работать, но пытаются спасать пролетариат. И все стара­ются быть оригинальными, хотя и повторяют друг друга, как попугаи. Мириам прелестная молодая женщина, но на самом деле она еще ребенок. Из-за него, ее мужа — как его зовут? Стенли, — и развала ее семьи она бросила колледж. Теперь этот Стенли укатил с жен­щиной издателем в Калифорнию или черт его знает куда, и Мириам стала бэбиситтером[29]. Разве это занятие для девушки двадцати семи лет — смотреть за чьими-то детьми? Мужчи­ны гоняются за ней, но я ее люблю, и она лю­бит меня. Что она во мне нашла, никогда не пойму. Я запросто мог бы быть ее отцом или даже дедом.

—  Да, да.

—  Перестань орать «иа, иа»[30], как осел. Я никому не признавался в этом, кроме тебя. Раз уж ты стал специалистом по изготовле­нию и раздаче советов, может быть, скажешь мне, как справиться с этим делом?

—  Я не могу справиться даже со своими собственными делами.       

—  Я знал, что ты так ответишь. Мириам не урожденная американка. Она приехала сюда после войны, в сорок седьмом. Она прекрас­но говорит на идише. Знает польский и не­мецкий и говорит по-английски без акцен­та. Что она пережила, это она сама тебе расскажет. Ее отец бесхарактерный чело­век, отчасти шарлатан. У него была контора на Пшеходной улице в Варшаве; бизнес по распространению акций. Или так он говорит. Он оказался достаточно сообразительным, чтобы перед войной перевести деньги в швей­царский банк. Ее мать убедила себя, что у нее есть талант артистки. Дядя был убит во время Варшавского восстания в сорок пятом. У каж­дой еврейской семьи в Польше есть свое эпи­ческое сказание. Но мы сами стали сумасшед­шими и ведем весь мир к безумию. Такси!

—   Куда ты меня теперь потащишь? — спросил я, когда мы уселись.