Мертвый лед

Открытие еще не скоро, так что я легко нашла, где припарковаться. А вот за час до заката пришлось бы тащиться на парковку для сотрудников на заднем дворе. Я прошла мимо больших холщовых плакатов на фасаде здания. Шестиметровый постер с вызывающим, но очень похожим портретом Мелани, с длинными черными волосами, прикрывавшими очень человеческую грудь, гласил: «Ламия! Наполовину змея, наполовину женщина!» Но портрет не мог передать, как переливаются чешуйки ее хвоста, и как опасен ее яд. Я бы вообще депортировала ее в Грецию, но Жан-Клод решил, что ламия может принести деньги, и был прав. Мелани стала паинькой с тех пор, как я освободила ее от большого плохого вампира, который приходился ей мастером. «Взгляните на чудовище без кожи!» — призывал плакат с витиеватым изображением Нукелави, не страшилкой Лавкрафта, а фейри с Британских островов, которому суждено было работать в интермедии. Ну, а о какой работе можно мечтать, когда посетители отвечают диким воплем на вашу безобидную фразу: «Картошки фри не желаете?» «Восставшие из могил зомби!» Я, было, уговорила Жан-Клода прекратить поднимать по ночам зомби на импровизированном кладбище прямо на ярмарке, но поступило так много жалоб от клиентов, что он передумал и снова принялся за старое. Мы договорились не лезть в рабочие дела друг друга. На плакате слева был изображен мужчина, одетый как Призрак оперы и сексуальный циркач одновременно: «Ашер! Мастер вампиров и Инспектор манежа!» Я подошла к дверям, а плакаты по другую сторону входа все продолжали соблазнять представлением и удовольствием, которое ждет посетителей внутри. Я задумалась, стоит ли постучать, вдруг рядом кто-то есть и откроет дверь, или лучше воспользоваться своим ключом. У меня были ключи от входной двери и от служебного черного входа, которым я обычно и пользовалась. Не помню даже, когда последний раз проходила через парадный. Как правило, я приезжаю сюда после заката, а это чревато огромными толпами народа у дверей, чего я стараюсь избегать.

Но сейчас улицы абсолютно пусты, не считая меня. Я знала, что кто-нибудь с верхних этажей видел меня — охранники следили за всеми входами. На смотровой даже были снайперы, хотя с недавнего времени нам их не хватало, так как мы потеряли одного. Арес был неплохим парнем и отличной вергиеной. У нас еще оставались люди, владевшие винтовкой, но никто не мог сравниться с ним. Жаль, что пришлось его убить.

Если бы здание не было таким большим, у парадного входа обязательно кто-нибудь дежурил бы и впустил меня, и мне не пришлось бы ждать целую вечность. Я повернула ключ в замке и услышала щелчок. Хорошо, что у меня есть ключи. Шагнув внутрь, я проследила, чтобы дверь за мной закрылась, хотя, если честно, для большинства наших врагов не проблема вынести ее или протаранить еще один вход где-нибудь в стене. Мы бы услышали их, и у нашей охраны достаточно огневой мощи и силы, чтобы убить недоброжелателей, прежде чем они далеко зайдут. Запертые двери больше защищали от случайных прохожих, которым было интересно, как Цирк проклятых выглядит днем, когда вампиры спят в своих гробах. Если бы они только знали, как много вампиров бодрствуют здесь в течении дня, они либо пришли бы в восторг, либо мучились бы кошмарами. Все зависит от того, на какой стороне сверхъестественного гражданского движения они были. Вопрос «Нужно ли вампиров признать «живыми» и полноправными гражданами Соединенных Штатов Америки?» — был одним из самых обсуждаемых, наряду с правом ношения оружия и абортами. В основе всех этих дебатов о жизни и смерти лежал вопрос об определении, что есть жизнь, а что не-жизнь, и как далеко мы можем зайти, чтобы защитить ее или отнять.

Я стояла посреди огромного, гулкого, затемненного зала Цирка и просто наслаждалась тишиной этого места. Впервые я приехала сюда днем, когда мастером города еще была Николаос, а Жан-Клод был всего лишь ее шестеркой. Тогда я пришла сюда, чтобы убить его и всех остальных плохих маленьких вампирчиков и их прихвостней, угрожавших мне и моим друзьям. И постаралась на славу. А теперь я стояла посреди ярмарки, раскинувшейся через все здание, и слушала тишину. Киоски, где можно выиграть огромную игрушечную летучую мышку, кукол вампиров и оборотней, и другие тематические игрушки, были закрыты и задрапированы. Это была самая настоящая ярмарка с аттракционами, но без пыли и жары. Здесь было чище и аккуратнее, чем в любом странствующем балагане, очень по-жан-клодовски. Он обожал брать нечто неряшливое и делать из этого красивую, отлаженную иллюзию совершенства, настолько близкую к идеалу, что большинство не замечали разницы. И только своим отношениям он позволял быть трудными и скандальными, потому что влюблялся исключительно в «тяжелых» людей. И да, я тоже в числе непростых возлюбленных. Правда есть правда.