– Ну? Что молчите? Может, из-за этих денег он и убил актрису? Заранее все продумал, стащил у тестя револьвер…
– Замолчите. Зря я… Знала, что не поверите.
– Нет, не зря. Ваш отец курит сигары?
– Да.
– Красовская успела показать вашему Авику доказательство, за которым поднималась в спальню?
– Нет. Когда спускалась по лестнице, Авик заметил у нее в руках какой-то листок. Но раздался звонок…
– А потом, когда осматривал труп?
– Листок исчез.
После сна вчерашние тревоги отступили. Данила Петрович с большим аппетитом позавтракал и теперь с нетерпением ждал, когда невестка отправится к Дмитрию. Ах, как некстати тот попал в тюрьму! Ведь давеча хвастался, что с самим Крутилиным на дружеской ноге.
Однако невестка ходила по дому нога за ногу: то с внуком поговорит, то с внучкой, то примется гладить рыжего кота. И все на часы поглядывала, будто ждет кого…
И дождалась. Упитанного господина в партикулярном платье с котелком на макушке и до отвращения несимпатичную девицу, которая с порога бросилась невестке на шею и разрыдалась.
Господин, сняв котелок, направился к князю, представился:
– Коллежский асессор Крутилин. – И подал руку.
У Данила Петровича подкосились ноги, хорошо, что за спиной стул стоял.
– Дедушка, что с вами? – подскочил к нему Володя.
– Дедушка? Данила Петрович? Вот так удача, – обрадовался Крутилин. – А мы вас по всему городу ищем.
– Я не крал, граф сам сигары предложил, – не сдерживая рыданий, завыл старый князь.
Опрос был продолжен на скамеечке в саду:
– Красовскую знали?
– Как же! Невероятный талант. Какая потеря для русского театра.
– Где находились в ночь с 24-го на 25 июля?
– Вы еще про царя Гороха спросите…
– Неужели не помните прощальный спектакль Красовской?
– Ах, тогда? После него, как и положено, состоялся банкет. Суп испанский с гренками, утка конфи, всякие пирожки, холодная осетрина, корюшка под галантиром, на десерт шоколадное суфле. Приготовлено недурно, но без блеска.
– Ушли оттуда во сколько?
– Часа в три ночи. У меня ведь рядом дача. Снял на лето…
– Чтоб на дорогу не тратиться? Говорят, ни одно представление не пропустили.
– Да-с… – Тарусов достал платочек, чтобы промокнуть глаза. – Как предчувствовал, что Катеньку больше не увижу.
– Сколько она вам платила? Не вскакивайте. И оскорбление с лица уберите. Вся труппа твердит, что подвизались у нее клакером.
– А что мне оставалось? Сын обо мне не заботится. Наплодил детей, а про отца забыл…
– На Артиллерийской бывали?
– Что я там забыл? Это очень далеко. Букет я забирал после спектакля.
– Зачем?
– Не каждый же день его покупать, – объяснил князь.
– У Красовской имелся любовник?
– Сам бы не прочь. Но Катерина была верна мужу.
– А когда тот умер?
– Так и я уже не тот рысак…
– Не про вас спрашиваю. Был у нее любовник или нет?
– Помилуйте, господин Крутилин. Я аристократ, а не сплетник…
– А я начальник сыскной полиции. И если будете препятствовать дознанию, перейдем к сигарам…
– Ну, хорошо-хорошо. Как-то после спектакля я вошел к Катерине в грим-уборную, а она там целуется. Да так страстно! Я букетик в охапку и удалился без оревуара, чтоб не мешать.
– И с кем целовалась?
– Не видел.
– Придется-таки вас арестовать.
– А если назову кавалера?
– Отпущу.
– Впопыхах я не свой букет схватил. И обнаружил в нем визитку.
– Чью? – привстал Крутилин.
– Как же… Опять не могу вспомнить. Зять покойного Масальского…
– Волобуев?
– Точно.
Крутилин разве что не расцеловал Данилу Ивановича.
После бесед с Александрой Ильиничной и ее свекром Крутилин решил телеграмму полицмейстеру не показывать, а сразу брать быка за рога. Хоть улики против Волобуева пока косвенные, Иван Дмитриевич был уже полностью уверен в его вине.
Плешко встретил Крутилина настороженно:
– По делам или отдохнуть?
– Увы, по делам. Пару часов назад в Стрельне задержал князя Урушадзе.
– Ура! – воскликнул полковник. – Камень с души сняли. Хоть моей вины и нет, это прокурор Урушадзе под поручительство выпустил, однако весь извелся. Это ж надо! Такой душегуб на свободе.
– Только что беседовал с его женой…
– Бедняжка. Очень ее жаль. Как ей повезло, что ребеночек помер. От такого злодея потомство заиметь – не приведи господи…
– После беседы с женой Урушадзе, – дав полицмейстеру высказаться, Иван Дмитриевич продолжил мысль, – пришел к выводу, что убийства Красовской и Четыркина совершены одним человеком.
– Нет. Не может быть. Подлец-надзиратель, что за денежку посетителей к арестантам пускал, икону вчера целовал, что, кроме Тарусова, к Четыркину никто не входил. И уж тем более Урушадзе. Надзиратель знает его как облупленного, две недели охранял.
– Я не Урушадзе имел в виду. У князя на вчерашнее утро крепкое инобытие.
– Хотите сказать, что Тарусов Красовскую застрелил? Вот тебе и поверенный. Сразу мне не понравился. Я вообще адвокатов терпеть не могу. Сколько из-за них злодеев отпустили. Как думаете, Иван Дмитриевич, не пора ли реформы сворачивать? Один от них вред.
– Не нашего ума это дело, Василий Иванович. А вот насчет Тарусова вы не правы. Знаю его прекрасно и исключительно с положительной стороны. А что преступников защищает, так на то и кот, чтоб мыши не зевали.