Мертвый час

– Не беспокойтесь. Аки соловей запоет.

– Но-но. Без рукоприкладства. Все-таки князь. Говори ласково. Да и вообще с мордобитием закругляйся. Ломовику этому…

– Дорофею Любому…

– …чуть зубы не выбил. А он невиноватым оказался. А если бы выбил? Новые-то не отрастут. Ты, Арсений Иваныч, не озлобляй подозреваемых, наоборот, старайся расположить, разговорить по-свойски, словно книгу их «прочесть» от корки до корки. Иначе на суде конфузов не оберешься. Понял?

– Как не понять…

– Ваше высокоблагородие, – выскочил из дачного домика Голомысов. – Гляньте, что у князя в сапоге. Три тысячи сторублевками.

– Это же кредитки Красовской, – всполошился Яблочков. – Помните показания служанки? У актрисы в сафьяновом ридикюле тридцать «катенек» лежало…

– Помнить-то помню. Да как доказать, что те самые? – сокрушенно произнес Крутилин и потопал обратно на чердак, где князь Урушадзе обнимал на прощание жену.

Иван Дмитриевич деликатно кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание, Автандил повернулся к нему, в его глазах блестели слезы:

– Деньги ваши? – спросил Крутилин.

– Авик, расскажи. Умоляю, – обхватила шею мужа Ася.

Князь поцеловал ее, разомкнул объятия и повернулся к Крутилину:

– Мои.

– Вынужден их изъять. Подозреваю, что ранее кредитки эти принадлежали Красовской.

Урушадзе ничего не ответил, еще раз обнял Асю и тихо ей прошептал:

– Прощай. Прощай навсегда.

– Нет, – зарыдала она.

Супруга коллежского асессора Суглобова кинулась ее утешать.

Когда полицейские расселись по пролеткам и готовы были тронуться в путь, Ася вдруг бросилась к экипажу, в котором в одиночестве расположился начальник сыскной:

– Господин Крутилин, постойте. Нельзя ли и мне с вами?

– Простите, сударыня. В экипажах, что возвращаются в столицу, мест нет. А я в Рамбов направляюсь. Туда не желаете?

– Нет, мне с князем Тарусовым надо встретиться.

– С Дмитрием Даниловичем? Он как раз в Рамбове. Ну шо, поехали?

На все попытки Крутилина завязать беседу Анастасия Урушадзе отвечала односложно, если вообще отвечала. А Иван Дмитриевич не настаивал, будучи уверен, что ничегошеньки княгиня не знает. И вдруг перед самыми въездными воротами она заговорила сама:

– Понимаю, к делу мои показания не пришьешь, что мой рассказ с чужих слов. Но я верю мужу, он самый благородный человек на свете. Все поступки Авика продиктованы не злодейскими намерениями, а лишь стремлением защитить честь нашей семьи и спасти от каторги моего отца.

– Вашего отца?

– Это он застрелил Красовскую.

Крутилин еле сдержался, чтоб не рассмеяться. Ну и фрукта они изловили. Вот уж ничего святого, собственного тестя под монастырь готов подвести.

Ася продолжала:

– Я прекрасно помню ту пятницу 24 июля. Днем мы отправились с Авиком на прогулку и зашли в кафе у вокзала, где встретили Красовскую.

– Были с ней знакомы?

– Она присутствовала на нашей свадьбе, а еще видели ее в театре… Случайно узнали от Четыркиных, что Красовская выступает в Озерках, Авик предложил туда съездить. Признаться честно – не хотела, но муж так настаивал…

– Почему? – спросил Крутилин.

– Потому что всячески пытался меня развеять. Вы ведь не знаете… У меня малыш умер…

– Примите соболезнования, княгиня, – дежурно произнес Иван Дмитриевич.

Ася отреагировала нервно и очень эмоционально:

– Нет! Не надо утешать. Я знаю. Все знаю. Господь забирает лучших из деток, чтобы превратить их в ангелов. Но я… Я до сих пор не могу это пережить.

– Останови-ка, дружок, – хлопнул возницу по спине Иван Дмитриевич.

Княгиню надо успокоить и вновь направить в нужное русло, для этого пешая прогулка подойдет лучше всего.

– Давайте-ка пройдемся. Говорят, полезно для здоровья. Где Тарусовы живут, знаете?

– Да, у Мейнардов.

Они медленно пошли вверх по лесенке, что вела в Нагорную часть от Кронштадтской. Экипаж Ивана Дмитриевича получил указание ехать к даче, что снимали Тарусовы, и ожидать там.

– Зачем Красовская в тот день приезжала в Ораниенбаум?

– Посетить могилу мужа, он в Мартышкино[138] похоронен. Мы вместе сели за столик в кафе. Стали болтать о всякой ерунде: о погоде, о будущих ее гастролях в Нижнем Новгороде, о найме жилья в Петербурге. Екатерина Захаровна возмущалась здешней дороговизной: флигель на Артиллерийской, дом три обошелся ей почти в триста рублей на два месяца! Так Авик узнал адрес Красовской.

– Думаете, нарочно завела эту тему?

– Нет! Про адрес спросила я…

– Зачем?