Мертвый час

– Простите, не ослышался? Смеете утверждать, что Тарусова я по ошибке арестовал? Думаете, раз провинциал, щи лаптем хлебаю? Нет-с! У меня доказательства. Неопровержимые.

– Позволите их изучить?

Плешко призадумался. Конечно, вправе и отказать. Но Крутилин – фигура уважаемая, вхож в высокие кабинеты. Не мытьем, так катаньем своего добьется.

– Извольте, мне скрывать нечего.

Полицмейстер вытащил из ящика нужную папку. Иван Дмитриевич быстро пробежал глазами протоколы опроса свидетелей, допроса подозреваемого и осмотра места преступления.

– А где протокол вскрытия? – удивился он.

– Вскрытия? – пожал плечами Плешко. – Оно не проводилось.

– Это еще почему?

– Так некому, – по-простецки развел руками полицмейстер. – Жалованье у уездного врача, сами знаете, четыреста целковых в год. Обходимся без него.

– По уставу судопроизводства имеете право приглашать для исследований любого врача, даже военного.

– Но в данном случае причина смерти без врача понятна: Четыркина сперва усыпили хлороформом, затем окунули в парашу.

Плешко, конечно, не упомянул, что поначалу счел смерть самоубийством. Повезло, что жена обвиняемого платочек понюхала.

– А время смерти? – уточнил Крутилин. – У вас ведь два подозреваемых?

– Как два?

– Тарусов и Волобуев…

– Позвольте…

– Оба посещали убитого…

– Волобуев обнаружил труп…

– Это он так утверждает! Что, если Волобуев зашел к Четыркину, усыпил его, утопил, а потом выбежал со слезами на глазах?

– Неужели графа подозреваете? Из-за платочка с монограммой? Нет, невозможно-с. Я приехал в арестный дом через десять минут после обнаружения тела. И уверяю, оно было давно холодным. Уж в чем в чем, в трупах разбираюсь. Не одну войну прошел, тысячу смертей видел. А платочек нам нарочно подкинули, преступники любят такие фокусы.

– Тоже криминальные романы почитываете?

– Что значит тоже?

Крутилин не ответил.

– Как температуру тела измеряли?

– Руку на лоб…

– А вдруг ощущения вас обманули? Доктора надо было, доктора.

– Труп в морге, доктора сейчас вызовем.

– Окажите такую любезность. Только теперь точное время смерти он не установит. А Волобуева требуется допросить.

– Самолично займусь.

– Еду с вами.

Крутилин приказал остановиться у конюшни.

– Пройтись желаете, Иван Дмитриевич? – удивился Плешко.

– У Волобуева собственный выезд? – спросил Иван Дмитриевич.

– Да! Все как полагается. Хотя, говорят, дела у графа сейчас неважнецкие. Мясник с жалобой приходил, полгода Андрей Петрович по счетам не платят.

Иван Дмитриевич зашел в конюшню, где двое конюхов с ленцой чистили кобылам бока:

– Кто из вас барина возит?

– То Петюня, – ответили они хором.

– Где его сыскать?

– У барыни. – И оба прыснули от смеха.

Марию Дмитриевну нашли в саду. Полицмейстер поздоровался и представил Крутилина.

– Василий Иванович, зачем же вы Митеньку арестовали? – накинулась на Плешко графиня. – Ну какой из него убийца? Мухи не обидит. И Леонидик в его невиновности уверен. А он в преступлениях разбирается как никто другой.

– Не волнуйтесь, графиня, выясняем, – заверил ее полицмейстер.

– Нам с кучером переговорить бы, – перешел к делу Крутилин.

– Что Петюня натворил? – забеспокоилась Мария Дмитриевна.

– Надеюсь, ничего.

– Я должна знать. – Графиня требовательно посмотрела на Ивана Дмитриевича, но тот с женой подозреваемого откровенничать не собирался.

Плешко оказался деликатней:

– Кто вчера графа в арестный дом возил? Петюня?

– Ну, конечно.

– Хотим знать, что видел.

– Сама за него расскажу. Когда они…

– Благодарю, ваше сиятельство, – невежливо оборвал ее Крутилин, – однако с чужих слов опросы не проводим. Надо лично.

– Петюня! Петюня! – будто собачонку позвала графиня, и кучер тут же вынырнул из-за кустов.

– Тебя полицианты требуют.

Петюня поклонился. Крутилин пальцем поманил его в глубь сада. Когда отошли на недостижимое для ушей графини расстояние, Иван Дмитриевич спросил:

– Скажи-ка, дружок, вечером двадцать четвертого июля ты ездил с графом в Петербург?

Петюня, подумав, изрек:

– Спросите у барыни.

– Тебя спрашивают, дубина этакий. А будешь ваньку валять, в холодную посажу, – припугнул симпатичного, но туповатого Петюню Плешко. – Ездили или нет?

– Про так давно не помню. Про позавчера помню, куда ездили, а про июль спросите у барыни.

– Я спрашиваю про ту ночь, когда дачу ограбили, – попытался освежить память кучеру Крутилин.

– А-а-а! Ту помню.

– И шо? Ездили в Питер?

– А как же?

– По какому адресу? – задал главный вопрос Иван Дмитриевич.

– Спросите у барыни…

Крутилин не выдержал:

– Издеваешься?

– Не, ваше высокоблагородие. Просто барыня не велела говорить.

– Говори, мать твою, иначе в Литовском замке запру!

– На Артиллерийскую.

– Дом три?

– Он самый.

– Граф в дом заходил?

– Не знаю, не видел. Приказал: «В гостиницу езжай, ожидать не надо».

– Раз отпустил, значит, собирался пробыть там всю ночь?

– Этого не знаю…

– А раньше графа на Артиллерийскую возил?

– Нет, барин туда на извозчиках добирался.

– Откуда тогда знаешь?

– Извозчики и сообщили. Каженную неделю у Николаевского вокзала по три часа стоял. Со всеми сдружился.

– А что ты делал у вокзала?

– Барина ждал. Он у вокзала с меня на извозчика пересаживался.

– Зачем?