Мертвая линия (ЛП)

  — Вовсе нет, — сказал он успокаивающе. — Никто не сомневается в правдивости того, что вы говорите. Но нам было трудно понять, что эти люди могли сделать, чтобы нанести существенный ущерб нашим интересам». И, решил не добавлять, это оправдало бы риск движения против них на чужой территории.

  — Значит, они скорее рискнут, ваши хозяева? Дураки.

  — Я этого не говорил. На самом деле, вы можете ожидать, что действия будут предприняты в ближайшее время. Ахмад думал, что это вполне вероятно, хотя на самом деле он не знал, что и когда произойдет, и не осмелился отдать в заложники удачу, пообещав человеку временную шкалу. Скоро придется делать пока.

  Алеппо явно не впечатлил. — Убедитесь, что это так. Он встал со стула и направился к двери. «Теперь это просочилось на Запад, я в опасности. У меня мало уверенности в том, что вы сможете заткнуть эту утечку, поэтому тем более важно немедленно разобраться с этими людьми. В противном случае вы можете обнаружить, что уже слишком поздно. Передайте это вашему начальству от меня. И он вышел, хлопнув дверью так сильно, что хлипкие стены Portakabin затряслись.

  Это была угроза? – недоумевал Ахмад. Не совсем так, решил он, и не станет сообщать об этом своему начальству в Дамаске — они могут снова попытаться настоять на встрече с источником, даже попытаются захватить его, и тогда Ахмад вернется домой без всякого доверия, которое он знал, что заработал. Но он должен был рассказать им об утечке.

  Подождав десять минут, чтобы убедиться, что он не споткнется о Алеппо по дороге домой, Ахмад вышел из Portakabin и прошел через магазин по грязному переулку обратно к станции Park Royal.

  Он был встревожен тем, что сказал Алеппо. Было отчаянно тревожно, если Запад проник в его собственную службу — тревожно, но не немыслимо. Британцы были хороши, и «Моссад» в то или иное время проник во всех своих врагов. На вокзале он купил еще один экземпляр « Стандарта », его внимание привлек запоздалый зловещий заголовок. В ожидании следующего поезда он читал рассказ, наполовину зачарованный, наполовину отталкивающий от его подробностей. Самоудушье — зачем кому-то играть в это? И в церкви не меньше. Эти англичане, подумал он, увидев, как янтарный луч приближающегося поезда заполняет далекий туннель, они были более чем странными.

  ДВЕНАДЦАТЬ

  По крайней мере, она знала, где находится, хотя это не помогало. В семидесяти футах под землей, в тридцати секундах от станции Чок-Фарм, они застряли в туннеле и не подозревали, что в ближайшее время смогут двигаться дальше.

  Напротив нее угрюмая женщина в коричневой кофте апатично смотрела в пол, а рядом с ней строитель в запыленных сапогах шумно перелистывал страницы « Солнца » . Заголовок гласил: «Человек в тайне коробки». Как омерзительно, подумала Лиз, а потом вспомнила, как бывший бойфренд, журналист из « Гардиан », утверждал, что такие заголовки успокаивают. «Если я приземляюсь в аэропорту Хитроу, а заголовок Evening Standard гласит: «Медсестра найдена задушенной», то я знаю, что с миром все в порядке. Ни одна террористическая бомба не взорвалась, не было угрозы надвигающейся ядерной войны. Просто банальное сексуальное убийство, чтобы возбудить пассажиров.

  Взглянув на часы, Лиз увидела, что они не двигались больше десяти минут. Слава богу, она не страдала клаустрофобией; Пегги уже карабкалась по стенам. Думая о Пегги, она размышляла о смеси застенчивости и восторга девушки, когда она описывала Тима. Лиз могла представить себе их первые свидания, все в соответствующих интеллектуальных местах (Национальная галерея, музей Соуна). Они бы серьезно болтали за оладьями и кружками чая, обсуждая сравнительные достоинства «Поэтов-метафизиков» или струнных квартетов позднего Бетховена.

  Было легко проявлять покровительство, но Лиз приходилось восхищаться инициативой Пегги – ходить на переговоры, знакомиться с новыми людьми. Встреча с мужчинами. «Нет смысла заморачиваться по этому поводу, — подумала Лиз, — если это работает на Пегги». Так оно и было. И посмотрите на ее собственную мать. Шестьдесят с лишним, вдова с прекрасным домом, интересная работа — даже она нашла себе компанию.

  В течение многих лет после смерти отца Лиз чувствовала ответственность за свою мать. Недостаточно, чтобы она согласилась бросить работу, которую ее мать считала «опасной», чтобы вернуться домой в Уилтшир, чтобы участвовать в управлении садовым центром, которым управляла ее мать. Но этого достаточно, чтобы ежемесячно совершать утомительные путешествия и регулярно поддерживать связь по телефону. Затем, ранее в этом году, ни с того ни с сего ее мать завела бойфренда, Эдварда, и теперь она казалась довольной и менее зависимой от дочери.

  Лиз знала, что должна радоваться за свою мать, но когда она подумала о всех тех выходных, когда она заставляла себя ехать в Уилтшир, тогда как ей гораздо больше хотелось остаться в оказалась посреди сложного и тревожного дела, она почувствовала вспышку обиды. Это было иррационально, она знала, что это так, но все равно чувствовала это.